Однажды утром, дней через десять после кончины миссис Черчилл, Эмму просили сойти вниз к мистеру Уэстону, который «имеет до нее неотложное дело и не более пяти минут времени». Он встретил ее у дверей гостиной и, поздоровавшись с нею обычным голосом, тотчас его понизил, дабы не слышно было ее батюшке:

— Вы не могли бы нынче в первой половине дня зайти в Рэндалс? Постарайтесь, если можно. Вас хочет видеть миссис Уэстон. Ей необходимо вас видеть.

— Она нездорова?

— Нет-нет, вовсе нет — немного взволнованна, и только. Она бы села в карету и приехала сама, но ей нужно вас повидать наедине, а здесь это, знаете… — Кивая в сторону ее отца. — М-да!… Так вы приедете?

— Разумеется. Хоть сейчас, если угодно. В такой просьбе отказать нельзя. Но в чем дело? Она правда не заболела?

— Можете мне поверить — только не задавайте больше вопросов. Потерпите, скоро все узнаете. Непостижимая история! Но — тсс, тихо!..

Догадаться, что все это должно означать, было, даже для Эммы, невозможно. Судя по его виду, речь шла о чем-то важном, но, удостоверясь, что здоровье ее друга в порядке, Эмма постаралась унять тревогу и, сказавшись батюшке, что совершит прогулку с утра, вскоре вышла с мистером Уэстоном из дому и быстрым шагом двинулась по направлению к Рэндалсу.

— Ну, — сказала она, когда хартфилдские ворота остались позади, — теперь-то, мистер Уэстон, скажите мне, что случилось.

— Нет-нет, — отозвался он строго. — И не просите. Я обещал жене, что все это предоставлю ей. Она вас сумеет подготовить лучше меня. Терпенье, Эмма, всему свое время.

— Подготовить?! — вскричала Эмма, в ужасе застывая на месте. — Боже мой!.. Мистер Уэстон, говорите сию минуту! Что-то случилось на Бранзуик-сквер. Я знаю. Говорите же, я требую — немедленно скажите, что стряслось.

— Да нет же, вы ошибаетесь…

— Мистер Уэстон, такими вещами не шутят. Подумайте — речь идет о моих близких. С кем на Бранзуик-сквер стряслась беда?.. Заклинаю вас всем, что вам свято, не пытайтесь скрыть от меня правду.

— Даю вам слово, Эмма…

— Слово? Отчего не честное слово?.. Отчего вы не ручаетесь честным словом, что они здесь ни при чем? Господи! Почему меня нужно подготавливать, ежели это не касается моей родной семьи?

— Не касается, — торжественно сказал он, — Даю вам честное слово. Ни в коей мере не связано ни с кем из смертных, носящих имя Найтли.

У Эммы отлегло от сердца, и она тронулась дальше.

— Напрасно я употребил слово «подготовить», — продолжал он. — Нужно было сказать как-то иначе. В сущности, к вам это не имеет прямого отношения — будем надеяться, — а имеет ко мне одному… М-да!.. Короче, дорогая Эмма, пугаться здесь особенно нет причин. История неприятная, отрицать не стану, но могло быть гораздо хуже… Не прибавить ли нам ходу? Быстрей дойдем…

Эмма поняла, что придется подождать, но теперь это не стоило ей усилий. Она уже не задавала вопросов — лишь напрягла свое воображение, и оно услужливо подсказало ей, что возможно, речь идет о каких-нибудь денежных осложненьях — что выплыли наружу какие-то семейные обстоятельства досадного свойства — выявились в связи с недавним событием в Ричмонде. Воображение ее разыгрывалось… Чего доброго, обнаружилось полдюжины побочных отпрысков и бедный Фрэнк остался без гроша!.. Хорошего мало, но ее это не сразит. Разве что подстегнет любопытство.

— Кто это проехал верхом? — заговорила она, больше из желания помочь мистеру Уэстону сохранить свою тайну.

— Не знаю… Кто-то из Отуэев, как будто… Не Фрэнк — в этом могу вас уверить. Фрэнка вы не увидите. Он уж теперь на полпути к Виндзору.

— Так ваш сын приезжал сюда?

— Что? Да-а, вы не знали?.. Хм, кхм — что-то в горле… — Он на минуту умолк, потом невинным, осторожным тоном прибавил: — Да, Фрэнк приезжал сегодня утром — просто взглянуть, как мы поживаем.

Они пошли дальше, не сбавляя шага, и очень быстро добрались до Рэндалса.

— Ну вот, дорогая, — сказал он, когда они вошли, — вот я вам и привел ее — теперь, надеюсь, вы скоро почувствуете себя лучше. Оставляю вас вдвоем. Тянуть нет смысла. Я буду неподалеку на случай, если понадоблюсь. — И, перед тем как уйти, прибавил тихо, но Эмма явственно слышала: — Я сдержал обещание. Она ничего не знает.

Миссис Уэстон встретила ее с таким страдальческим, смятенным видом, что в Эмме с новой силой всколыхнулась тревога, и, как только они остались одни, она озабоченно спросила: .

— Что с вами, милый друг? Сколько я понимаю, произошла какая-то большая неприятность… скажите мне прямо — какая? Всю дорогу сюда меня томила неизвестность. Мы с вами обе ненавидим это мучительное состояние. Не продлевайте же его для меня. Поделитесь со мной, и вам самой станет легче.

— Вы и правда ничего не знаете? — дрожащим голосом спросила миссис Уэстон. — И… и не догадываетесь, милая Эмма, что вам предстоит услышать?

— Если это касается мистера Фрэнка Черчилла, то кое о чем догадываюсь.

— Вы не ошиблись. Это касается его, и я прямо сейчас вам все скажу. — Принимаясь снова за шитье и пряча таким образом глаза. — Он только нынче утром приезжал сюда, с совершенно невероятным сообщением. Не могу передать вам, как оно нас удивило. Он приехал поговорить с отцом об одном предмете… объявить о своих чувствах…

Она остановилась перевести дух. Эмма в первую секунду подумала о себе, потом — о Гарриет.

— И не просто о чувствах, а больше… — продолжала миссис Уэстон, — о помолвке — самой настоящей помолвке… Что вы скажете, Эмма, — что скажут люди, — когда станет известно, что Фрэнк Черчилл помолвлен с мисс Фэрфакс — и помолвлен давно!

Эмма буквально подпрыгнула от неожиданности.

— Джейн Фэрфакс?.. — вскричала она, пораженная ужасом. — Господи помилуй! Не может быть! Вы шутите!

— Ваше изумление понятно, — отозвалась миссис Уэстон, по-прежнему не поднимая глаз и торопясь заполнить паузу, чтобы дать Эмме время прийти в себя. — Очень понятно. И однако, это так. Они помолвлены с октября месяца, помолвились в Уэймуте и от всех хранили это в тайне. Ни одна живая душа не знала, кроме них, — ни Кемпбеллы, ни ее родные, ни его… Вот такие чудеса — доподлинно известно, что это факт, и все равно невероятно. Никак не верится… Я-то думала, что знаю его…

До Эммы почти не доходили ее слова. Две мысли владели сейчас ее сознанием, и оно металось от одной к другой: мысль о своих разговорах с ним насчет мисс Фэрфакс и мысль о Гарриет; какое-то время она способна была лишь издавать бессвязные восклицания и требовать снова и снова подтверждений, что это так.

— Да, — сказала она, силясь овладеть собою, — полдня, не меньше, понадобится мне, чтобы хоть как-то охватить это умом. Как! Значит, всю зиму, когда ни он, ни она еще не показывались в Хайбери, он уже с нею был помолвлен? — С октября месяца — тайно от всех. Мне больно было узнать об этом, Эмма, очень больно. И его отцу не меньше. Кое в чем его поведение представляется нам непростительным.