– Есть. Замуж хочу.

– Мы эту проблему решили. Мы не будем жениться, штамп в паспорте ничего не меняет в жизни.

– Для меня меняет, – ответила Людмила. – Штамп в паспорте – это взаимные обязательства.

– В чем?

– Во всем.

– У тебя появился новый мужчина?

– Старый. Кстати, он никогда не исчезал.

– Он предлагает тебе руку и сердце?

– Его рука и сердце у меня давно. Завтра начинаются переговоры. Я думаю, он предложит мне выйти за него замуж. Но мы с тобой уже достаточно давно связаны, и я должна с тобой посоветоваться.

– Подождем все-таки результатов твоих переговоров, – предложил доктор наук. – Ты мне позвони, когда они закончатся.

– Ты позвони сам. Вдруг я приду в расстроенных чувствах и меня придется утешать.

– Позвоню, – доктор наук встал. – У меня есть работа. Пойду займусь делом.

Он потоптался у двери. Обычно Людмила целовала его на прощанье и открывала дверь. На этот раз открывать ему пришлось самому.

Людмила не врала. После поездки в Таллинн Еровшин звонил ей почти каждый вечер. Сегодня он позвонил и пригласил в воскресенье к себе домой, чтобы познакомить с дочерью.

– В двадцать часов, – уточнил Еровшин.

В воскресенье Людмила приняла душ и, распахнув дверцы гардероба, рассматривала платья – что бы надеть. Зазвонил телефон. Она сняла трубку.

– Добрый вечер, Людмила Ивановна. Это Татьяна, дочь Еровшина. Папа предупредил, что вы будете к восьми. Не могли бы вы приехать на полчаса раньше?

– Требуется помощь?

– То, что требуется, мы уточним на месте, – сказала Татьяна.

Много курит, как ее мать, определила Людмила, голос грубоватый. И она подумала, что вечер не обещает быть легким, но борьбу не стоит откладывать.

– Я приеду, – ответила она коротко.

Людмила надела маленькое черное шерстяное платье, настоящее французское, от Шанель, и легкие сапоги, положила в пакет туфли, надела утепленный модный английский плащ и вышла из дома. Она легко поймала такси.

– В центр. На Патриаршие пруды…

Пруды давно переименованы в Пионерские, но она, как и все москвичи, называла их по-старому.

Ее встретила женщина ее лет, может быть, года на два моложе, в халате и тапочках. Увидев Людмилу, она смутилась.

– Извините, я не рассчитывала, что вы приедете так быстро.

Она провела Людмилу в гостиную, обставленную старинной мебелью. Может быть, даже антиквариат, подумала Людмила. Где-то в глубине квартиры звучала музыка. «Битлы», определила Людмила и вспомнила о внуке Еровшина, которому недавно исполнилось четырнадцать лет.

Татьяна быстро переоделась в полотняное светлое платье, легкие домашние туфли, села напротив Людмилы. На столе стояла серебряная папиросница. Татьяна достала из нее сигарету, предложила Людмиле. Это была «Ява».

– Извините, – сказала Людмила и достала из сумочки «Мальборо». – Я привыкла к американским.

Они закурили, и Татьяна глянула на часы.

– Генерал задерживается? – спросила Людмила.

– Да. Но не на много. На двадцать минут.

– Нам бы хватило и этих двадцати минут, – сказала Людмила.

– Не знаю, – ответила Татьяна. – Я все привыкла делать основательно.

– Получается? – спросила Людмила. По-видимому, дочь Еровшина не устраивало начало разговора, и она перешла к сути:

– Я понимала, что в жизни отца после смерти мамы может появиться женщина.

– Если под женщиной вы подразумеваете меня, – Людмила улыбнулась, – то я появилась в жизни вашего отца двадцать два года назад, еще при жизни вашей матери. В декабре будет двадцать два года, – уточнила Людмила.

– Простите, – сказала Татьяна, – сколько же было вам лет?

– Восемнадцать. Я была совершеннолетней.

– Но вы были замужем?

– Я не была замужем, – ответила Людмила. – Но давайте сразу решим: мы не подруги, вы не священник, а я не грешница, к тому же у меня нет настроения исповедоваться.

– Я понимаю.

Татьяна явно была растеряна. Заранее продуманный разговор рушился. Она не удержалась и все-таки задала вопрос:

– И все эти годы вас устраивало ваше положение?

– Вполне, – призналась Людмила.

– Но теперь, когда нет мамы, вы, вероятно…

– Мы эту проблему с вашим отцом не обсуждали.

– Значит, все эти годы вы все знали о маме, о нашей семье?

– Нет, я знала, что вы есть, но не больше. Ваш отец не из болтливых.

– Вы живете с родителями?

– Я живу одна. По-видимому, вас что-то волнует, поэтому вы попросили меня приехать пораньше? Насколько я понимаю, вас, вероятно, волнует проблема квартиры?

– В общем, да. Я с сыном прописана в новом районе Чертаново, отец здесь. Но живем мы здесь давно, после моего развода.

– Вы хотите спросить, не собираюсь ли я перебраться в эту квартиру?

– Да, именно это меня очень волнует.

Людмила выдержала паузу. Татьяна загасила сигарету и тут же закурила новую. Людмила молчала. Ей очень хотелось бы жить в центре Москвы и в такой замечательной квартире, но это будет решать Еровшин, и шансов перебраться у нее практически нет.

– Мое предложение следующее, – продолжила Татьяна. – Нашу квартиру в Чертаново и вашу вы с отцом могли бы обменять на хорошую трехкомнатную в новых районах или очень хорошую двухкомнатную в пределах Садового кольца.

– Я думаю, это преждевременный разговор, – прервала ее Людмила. – Ваш отец пока не предлагал мне выйти за него замуж.

– Судя по нашему с ним разговору, он склоняется к этому, – сказала Татьяна.

– Я к этому пока не склоняюсь.

Им пришлось прекратить разговор, потому что в комнату вошел внук Еровшина, уже рослый парень в джинсах и ковбойке.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Это Людмила Ивановна, знакомая дедушки, – сказала Татьяна.

– Вадим, – представился внук и внимательно осмотрел Людмилу. Это было демонстративно оценивающее осматривание.

Людмила заметила не до конца затянутую молнию на джинсах и сказала:

– Застегни ширинку.

Мальчик дернулся, покраснел и поспешно затянул молнию.

– Спасибо, – сказал он и спросил: – Простите, вы в какой сфере работаете?

– Твой дед мне рассказывал, что ты собираешься поступать в Институт международных отношений? – спросила Людмила.

– Да, – подтвердил внук. – Мой отец заканчивал этот институт. Я, вероятно, продолжу семейные традиции.