В самом деле, поспешный вывод войск из Ирака или Афганистана стал бы безответственным шагом, поскольку — как бы там ни было, — вторгаясь в эти регионы и оставаясь там так долго, мы стали кровно заинтересованы в исходе событий. Тем не менее было бы нечестно осуждать упомянутых выше аналитиков и тех, кто их поддерживает, просто на основании отдельных примеров из Ирака и Афганистана. Они осуждают главным образом сам факт, что мы вообще вмешались в дела этих стран. Какими бы ни были конечные итоги кампании в Ираке, смерть людей, как американцев, так и иракцев, будет аргументом в спорах по поводу внешней политики Америки не один десяток лет, как это было в случае с Вьетнамом. И это выходит за рамки l’histoire evenmentielle.

Конечно, данные аналитики не задаются вопросом, что дальше делать с Афганистаном и Ираком. Вместо этого — суммируя их идеи — они спрашивают себя, чего стоили уже совершенные ошибки и промахи. Можно ли спасти наш статус великой державы? И куда направить наши усилия, в рамках исключительно выборочных военных кампаний и предоставления помощи населению, чтобы Америка помогала поддерживать баланс сил в Евразии и не захлебнулась от потока мексиканцев, бегущих из обанкротившейся страны? Григиел, адъюнкт-профессор в Университете Джонса Хопкинса, говорит: «Географическая изоляция — это в стратегическом отношении благословенный дар, и его не следует растрачивать на экспансионистскую стратегию».[460]

Ну а как много мы уже разбазарили? Майкл Линд, ученый, работающий в фонде «Новая Америка» в Вашингтоне, согласен с Бацевичем по поводу глупости как войны в Ираке, так и эскалации конфликта в Афганистане. Но в вопросе, может ли Америка позволить себе участие в таких конфликтах, он с Бацевичем не согласен. Линд утверждает, что относительно небольшая часть государственного долга обусловлена тратами на военную сферу, и еще меньше — двумя одновременными войнами, в то время как уменьшение затрат на здравоохранение гораздо важнее для финансового благополучия США, чем недавний империалистический авантюризм, хоть сам Линд и выступает против него.[461]В самом деле, взгляд на некоторые ошибки империй прошлого может помочь нам понять причины неудач иракской и афганской кампаний. Такой анализ прольет свет на эти события как с точки зрения уже проявившихся их последствий для внешней политики США, так и с точки зрения их влияния на нашу способность справиться с грядущими проблемами на Ближнем Востоке, в Китае и Мексике на протяжении XXI в.

В 1449 г. во время возвращения после неудавшейся кампании в Монголии, армия китайского императора Чжу Цичжэня из династии Мин была окружена монгольскими войсками. Не имея запасов воды, китайцы впали в панику. Полагаясь на милость монголов, как пишет Григиел, «многие бросили доспехи и устремились к рядам противника». Полмиллиона китайских солдат были убиты, а император Чжу Цичжэнь попал в плен к монголам. Авантюрный поход китайской армии в Монголию ознаменовал начало упадка династии Мин. В дальнейшем армии императоров династии Мин больше никогда не предпринимали новых попыток выступить против монголов в северные степи, хотя напряженные отношения с ними не лучшим образом сказывались на императорском правлении. Это привело к тому, что Китай взял курс на изоляционистскую политику и перестал совершать морские экспедиции в Азии, что в будущем способствовало продвижению европейских держав в «Римленд».[462]

Ничего столь катастрофичного не произошло после вторжения Америки в Ирак — наше военное и экономическое положение в мире, особенно в Юго-Восточной Азии, прочно и стабильно, нет никаких признаков ослабления этих позиций, не говоря уже об отступлении. Мы потеряли менее 5000 убитыми; 32000 солдат получили ранения. Это — ужасная цена, но данные потери несравнимы с полумиллионной армией китайского императора. Сухопутные войска США, которые были основной силой в иракском конфликте, насчитывают в строю 550000 солдат и офицеров, и именно благодаря опыту в войне с нерегулярными вооруженными формированиями в Ираке сейчас они лучше обучены, более гибки в использовании оперативного искусства и обладают бо́льшим интеллектуальным потенциалом, чем когда-либо, то же касается и морской пехоты.

Ни в Ираке, ни в Афганистане США не допустили принципиальной ошибки сродни той, которую совершила Венеция позднего Средневековья. Не только преимущественное географическое положение на пути торговых маршрутов между западной и восточной частями Средиземноморского региона позволило Венеции создать морскую империю. Скорее, она обязана этим тому, что была защищена от континентальной Италии несколькими километрами водного пространства, а от вторжения с моря ее защищали длинные песчаные отмели. Одной из главных причин упадка Венеции, начавшегося в XV в., стало ее решение захватить территории в континентальной Италии. Снова и снова развязывая войны против Вероны, Падуи, Флоренции, Милана и Камбрейской лиги, Венеция вмешивалась в «смертельно опасное» политическое равновесие на суше, и это негативно сказалось на ее способности удерживать доминирующее положение на море.[463]Пример Венеции должен вызвать тревогу среди тех, кто определяет политический курс Америки, если (и только в этом случае) США собираются и дальше регулярно осуществлять военные вмешательства на суше в регионе Большого Ближнего Востока. Но если Америка впредь сможет ограничиться тем, что будет оставаться военно-воздушной и военно-морской силой, то судьбы Венеции можно избежать без проблем. Уничтожить нас могут именно постоянные небольшие войны, а не редкие просчеты раз в 30 лет, какими бы трагичными и пугающими они ни были.

С такой точки зрения, Ирак в период наиболее ожесточенных военных действий 2006–2007 гг. можно сравнить с восстанием сипаев против англичан в 1857–1858 гг. Тогда востоковеды и прочие сторонники прагматизма в британских властных структурах, которые хотели оставить традиционную Индию в том виде, в котором она была, уступили власть евангеликам и утилитаристам, которые хотели модернизировать Индию и обернуть ее в христианскую веру, чтобы сделать более похожей на Англию. Но попытка принести достижения западной цивилизации в Индостан привела к восстанию против власти Британской империи. Дели, Лакхнау и другие города были взяты в осаду и захвачены, прежде чем на помощь им успели прийти колониальные войска. Тем не менее, эта неудача не ознаменовала конец Британской империи, которая существовала и расширялась после этих событий еще 100 лет. Но она означала переход от непродуманного использования абсолютной власти, подогреваемого страстным желанием навязать свои христианские ценности, к более спокойной и прагматичной имперской власти, построенной на международной торговле и развитии техники.[464]