Открытый евреям доступ к светскому образованию являл собой единственное светлое пятно на темном фоне ограниче­ний и ущемлений, которыми статут изобиловал. А реакционное направление, которое принял политический курс во вторую по­ловину царствования Александра I, проявился и в преследова­ниях евреев, которые повергли в отчаяние ревнителей светско­го просвещения среди евреев. Переход в христианство известных по тому времени Новаховича и Переца,[57] — единственного еврея в декабристском движении, оказался пагубным для свет­ского просветительства. Ревнители ортодоксии твердили, что светское просвещение ведет к вероотступничеству. Широкие массы «черты» взирали «с ужасом и подозрением» на русскую школу, не желая и слышать о ней. Убежденные сторонники «Гаскалы» оказались изолированными. Хасиды и миснагиды объе­динились в общей ненависти к чуждому образованию, а заодно и к «Гаскале».

Хедер и меламед продолжали, вопреки преследованиям со стороны местных властей, доминировать в области начального образования. В общерусских школах еврейские дети насчитыва­лись единицами. Еврейство «черты» не скрывало своего оттал­кивания от правительственных планов «перевоспитать» и руси­фицировать еврейство вплоть до обращения его в православие. Еврейские представители в Петербурге, по указанию с мест, на­стойчиво требовали, чтобы местные власти не чинили евреям препятствий обучению их детей в хедерах или у частных меламедов.

Тридцатилетнее царствование Николая I вписало в историю русского еврейства новую мрачную главу. Уже на заре своего царствования Николай I в наказе «Комитету по устройству ев­реев» предписывает «иметь в виду меры к уменьшению евреев в государстве». Комитету было предложено произвести коренную ломку еврейского быта и, в том числе, реформу просвещения среди евреев. Большое внимание последней уделил бывший тог­да министром народного просвещения, граф Уваров, предписав­ший указом от 13 сентября 1844 года учреждение для евреев особых училищ.

Первый пункт указа гласил: «Независимо от дарованного ев­реям позволения обучаться в общих христианских учебных за­ведениях, учредить для образования еврейского юношества осо­бые училища двух родов: первоначальные или первого разряда, соответствующие приходским, и второстепенные или второго разряда, в объеме уездных училищ, преимущественно реальные. Для подготовки учителей еврейского закона и раввинов создать раввинские училища, сравнив их в отношении к общим предме­там с гимназиями».

В соответствии с этим указом, еврейские казенные училища делились на перворазрядные с двухгодичным курсом и второ­разрядные с трехлетним и четырехлетним курсом и более об­ширной программой. Для подготовки учителей казенных еврей­ских училищ были открыты два раввинских училища. Надзор за казенными училищами принадлежал мин. нар. просвещения. Заведовали школами христиане; они же являлись преподавате­лями русских и общих предметов; только еврейские предметы преподавались еврейскими педагогами. Значительную роль в осуществлении уваровской реформы сыграл доктор Макс Ли­лиенталь, привлеченный графом Уваровым к выработке учеб­ной программы казенных еврейских училищ Выбор этот был не случайный.

Граф Уваров поддерживал контакт с известными по тому времени деятелями «Гаскалы», Н. Розенталем, С. Залкиндом и Г. Каценеленбогеном. Он знал также, что постановка преподава­ния в частных еврейских школах Одессы и Кишинева удостои­лась одобрения со стороны Николая I. В 1834 г. одесская школа насчитывала 400 учеников, а в 1853 г. при ней открылось жен­ское отделение, в котором обучалось 300 девушек — пионерок еврейского светского образования среди женщин. Школой ве­дал опытный педагог, галицийский просветитель Бецалель Штерн.

В Кишиневе, благодаря частной инициативе местных еврей­ских деятелей Симхи Пинскера, Ильи Френкеля и Исаака Гурвича, создано было шестиклассное училище, образцово постав­ленное, насчитывавшее в начале пятидесятых годов свыше 400 учеников.

Но в противоположность успеху частной еврейской инициа­тивы в Новороссии и Бессарабии, отталкивание еврейских масс от казенной русской школы в «черте» продолжалось. На 1840 год во всех низших и средних школах тогдашней России насчи­тывалось всего 48 еврейских учеников.

Несколько особняком стояла школа в Риге, возглавляемая д-­ром Максом Лилиенталем. Объясняется это явление специфи­ческими условиями быта балтийского еврейства, подверженно­го влиянию немецкой культуры и пользовавшегося в обиходе немецким языком. Лилиенталю, типичному представителю ас­симилированной немецко-еврейской интеллигенции, удалось поставить рижское еврейское училище на высокий уровень и за­служить горячую похвалу графа Уварова. В феврале 1841 г. Ли­лиенталь был вызван в Петербург к Уварову и стал сотрудником министерства по осуществлению намеченной реформы. Лили­енталь, по-видимому, искренно поверил заверениям Уварова, будто светское образование русского еврейства явится началь­ным этапом на пути к равноправию. Его трехлетняя деятель­ность среди еврейских масс в «черте» оказалась, однако, тернис­тым путем. Уже в первое посещение Вильны и Минска он натк­нулся на сплоченную ненависть к реформаторским начинаниям власти со стороны общинных деятелей и обывателей. «Не жела­ем школ!» — звучал единодушный отклик «черты» на все убеж­дения и аргументы Лилиенталя.

Лилиенталь не видел того, что было ясно народной массе, — что за маской просветительства скрывались более далекие цели: обрусительство и покушение на религию. Верные религиозной традиции еврейские массы, особенно их духовные вожди, видели одно целое в рекрутчине и русификации путем образования — этап к обращению в христианство.

«Почему правительство столь ревностно стремится к насаж­дению среди евреев — сплошь грамотных — русской учебы, ма­ло заботясь о миллионах безграмотных россиян?» спрашивали Лилиенталя евреи. Что мог он ответить на этот вопрос? Он при­нес специальную клятву в синагоге накануне Иом-Кипура, в ко­торой торжественно заявил, что вся его деятельность абсолютно чужда стремлению оторвать евреев от веры отцов, и ему удалось склонить на свою сторону двух авторитетных вождей ортодок­сии — воложинского гаона, раби Ицхака, и любавичского цади­ка Менахем Менделя Шнеерсона. Но все же привлечение еврей­ских масс к «казенной школе» не удавалось.

В докладе графу Уварову о результатах поездки по черте в 1842 году Лилиенталь высказывает мнение, что условием ус­пешного выполнения плана школьной реформы должна быть ликвидация еврейского бесправия. Ответ графа Уварова нетруд­но было предугадать. Разочарованный Лилиенталь оставил службу в министерстве народного просвещения и переселился в Соединенные Штаты, где нашел применение своим способнос­тям на посту раввина в Цинциннати.

Однако, граф Уваров с уходом Лилиенталя не оставил мыс­ли об осуществлении школьной реформы. На смену Лилиента­лю явился Макс Мандельштам, еврейский педагог, склонный к угодничеству «сильным мира сего». М. Мандельштам не знал, что одновременно с уваровской реформой министерство разо­слало секретную инструкцию, согласно которой «цель образо­вания евреев состоит в сближении их с христианским населе­нием и в искоренении предрассудков, внушаемых учением Талмуда». Вслед за обнародованием указа о школьной реформе последовал также новый указ Николая I от 19 декабря 1844 г. об упразднении еврейской общины (кагала) и передачи ее функ­ций общим городским учреждениям. Одновременно был вве­ден институт казенных раввинов, «коробочный сбор» на ко­шерное мясо и «свечной сбор» на покрытие расходов по содер­жанию казенных еврейских училищ. А 5 июня 1845 г. обер-прокурор Синода граф Протасов разослал членам святейшего Синода записку