Мистер Пиктон с интересом поднял взгляд:

— Чувствуется, у вас есть кое-какая юридическая подготовка, детектив.

Маркус как раз успел набить рот сладким маслянистым горошком, поэтому за него ответил Люциус:

— Маркус собирался стать юристом, когда нас привлекли к работе в полиции. А я подумывал о медицине.

— Понимаю, — улыбнулся мистер Пиктон с весьма заинтересованным видом. — Так вот, вывод ваш верен, хотя, надо сказать, цифры слегка занижены. Я был бы весьма удивлен, если бы действительно расследовалась хоть одна детская смерть из сотни. А когда белая женщина обвиняет в случившемся цветного мужчину… не сомневаюсь, мистер Монтроуз знает, сколь сильны на Севере расовые предрассудки. — Сайрус лишь слегка склонил голову, будто давая понять, что, пожалуй, слишком хорошо знаком с этим фактом. — Так что меня не очень-то и удивило, с какой готовностью окружной прокурор и шериф приняли версию Либби. Что же до меня самого, то, признаю, я еще не ведал, какое значение в деле могло иметь прошлое этой женщины. Видите ли, доктор Крайцлер, я тогда еще не столкнулся с вашими трудами — с вашей теорией «контекста» — и сосредоточился должным образом лишь на косвенных уликах.

Доктор на это слегка пожал плечами:

— Косвенные и судебные улики бесценны, мистер Пиктон — потому-то мы так зависим от детектив-сержантов. Но бывают преступления, обладающие малым количеством таких подсказок, и их невозможно распутать, не изучив во всей глубине личную жизнь участников.

— О, сейчас я полностью с вами согласен, — ответил мистер Пиктон, приканчивая свою еду быстрыми мелкими движениями, словно животное или птица. — Но тогда, говорю вам, я, по сути, не был в курсе обстоятельств. Единственное, на мой взгляд, что могло доказать или опровергнуть заявление миссис Хатч, — это задержание того таинственного негра, и я неофициально настаивал на его розысках столь серьезно и долго, сколь это было возможно. Но по прошествии времени окружной прокурор приказал мне прекратить охоту и выкинуть дело из головы. Теперь, однако, я понимаю, что те немногие факты, кои я все же собрал о миссис Хатч за это недолгое время, могут оказаться некоторым образом значимыми.

— Весьма вероятно, — сказал доктор. — Детектив-сержант?

Люциус уже извлек свой маленький блокнот.

— Да, сэр. Я готов.

— Ага. И вот еще, мистер Пиктон… — Доктор прервался, чтобы отпить вина. — Нет ли в городе лавки, где мы могли бы купить доску, чтобы писать на ней мелом?

— Доску? — переспросил мистер Пиктон. — Какого размера?

— Как можно больше. И как можно скорее.

Мистер Пиктон обдумал вопрос.

— Нет… не думаю… — Потом его лицо прояснилось. — Минуточку. Миссис Гастингс! — Домоправительница явилась почти мгновенно. — Миссис Гастингс, не позвоните ли в школу? Скажите мистеру Куинну, что мне бы хотелось позаимствовать самую большую из его грифельных досок.

— Грифельных досок? — повторила миссис Гастингс, обходя стол, чтобы подлить вина в бокалы. — Во имя всего святого, чего ради вашей чести доска? И где нам поставить эту штуковину?

— Миссис Гастингс, пожалуйста, дело очень срочное, — настаивал мистер Пиктон. — И сколько раз мне повторять вам: я помощник окружного прокурора и дома, а не судья в зале суда — вам вовсе не обязательно обращаться ко мне «ваша честь».

Миссис Гастингс хмыкнула, развернулась и направилась обратно в кухню со словами:

— Можно подумать, тупые присяжные тех мальчишек приговорили бы, не убеди вы их в этом! — И исчезла за дверьми.

Наш хозяин улыбнулся в своей обычной нервной, быстрой манере, подергивая себя за бороду и волосы.

— Кажется, нам удастся найти кое-что подходящее для вас, доктор… Итак! Возвращаемся к фактам прошлого Либби Хатч. Или по крайней мере к тем крупицам, что мне удалось в итоге собрать. Как я уже говорил, когда она приехала сюда, звали ее Либби Фрэзер… Она пыталась браться в городе за любую работу, но ничего не выходило — слишком своевольной была, чтобы следовать правилам поведения на телефонной станции, слишком много позволяла себе судить о вкусах покупателей, чтобы удержаться продавщицей в отделе женской одежды в магазине Мошера, и не располагала никаким стоящим образованием, что сужало остающийся выбор до различного рода работ по дому. При этом она, похоже, считала подобные обязанности куда неприятнее прочих — она устроилась горничной, а потом потеряла эту работу в трех местах, не прошло и трех месяцев.

— Но при этом Вандербилт отзывался о ней только весьма положительно, — заявил мистер Мур.

— Да, я отметил это в твоей последней телеграмме, Джон, — отозвался мистер Пиктон. — Это удивительно. Может, она предприняла над собой усилие, или, может, просто позволила возобладать менее агрессивной части своей натуры — на время. В конце концов, большинство знавших эту женщину еще по Боллстону не считали ее злой, правда, — лишь чересчур зацикленной на том, чтобы поступать и устраивать все по-своему. Впрочем, когда она пошла домоправительницей к старому Дэниэлу Хатчу, всем казалось, что эти повадки из нее повышибут. Он был местным скрягой — у большинства здешних жителей такой же характер. Жил в большом обветшалом доме за городом, один, не считая прислуги. Одевался в лохмотья, никогда не мылся — и, по слухам, деньгами у него в логове была набита каждая стена, нашпигована каждая подушка. Подлый был, что твоя змея, и домработниц гнал одну за другой, будто счет им вел. Но Либби с ним управилась — и следующие годы потрясения не иссякали.

— Потрясения?

— Именно, доктор Крайцлер. Потрясения! Через считаные месяцы старый скупец и его домоправительница обручились. Свадьбу сыграли спустя несколько недель. Впрочем, само по себе это, пожалуй, было не так уж и удивительно — Либби Фрэзер, пусть и разменяла уже тридцатник, была особой энергичной и привлекательной. Даже в некотором роде милашкой, несмотря на свое импульсивное поведение. А у Хатча, хоть он и был дряхлый старый козел, денег водилось немало. Но когда аккурат через девять месяцев после свадьбы появилось дитя… Хатчу-то уже семьдесят три стукнуло. А когда через тридцать месяцев за первой дочерью последовали два сына — сами можете вообразить, что за пересуды пошли в городе. Кто-то во всем этом усматривал десницу божию, а кто и сатанинские козни. А кое-кто из нас решил поближе присмотреться к их дому, пытаясь понять, нет ли у Либби Хатч злых намерений.

— Злых намерений? — переспросил доктор, удивленно поднимая брови дугой.

Мистер Пиктон рассмеялся и отодвинулся от стола, съев лишь половину со своей тарелки.

— Ох батюшки, — сказал он, встав и вновь бросив взгляд на часы, пока вытаскивал трубку из кармана сюртука. — Разумеется, вы против этого слова, не так ли, доктор Крайцлер?

Доктор пожал плечами:

— Не могу сказать, что я против него, — заметил он. — Оно просто кажется мне понятием сомнительным — из тех, что я никогда особо не употреблял.