Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно с площади в это мокрое празднество ворвались старый Бепе и его племянники.
– Чрезвычайная ситуация! – кричал Бепе. – Паром сломался!
– Сломался? – переспросил Тонино.
– Чертовы летающие рыбы – огромный косяк – застряли в двигателе. Проклятый шторм!
– Да забудь ты про свою «Санта-Марию», – хлопнул Тонино старика по плечу. – Ты же промок насквозь. Сейчас принесу тебе стаканчик arancello. А паром починим, когда протрезвеем и этот клятый дождь утихнет.
– Вы не понимаете, – закричал Бепе. – «Санта-Мария» сломалась, а там люди ждут. Много людей. Нужно доставить их!
Все непонимающе загалдели. Что, туристы из большой гостиницы спешат уехать?
– Да нет же! – разозлился Бепе. – Наоборот, приехать на остров! Я приплыл на рыбацкой лодке. Там целая толпа на том берегу. Гости с материка. Важные гости. Бывшие жители острова, которые хотят навестить дом. Троюродные братья Маццу, как я слышал, они приехали из самой Америки. Дядюшки Дакосты из Швейцарии! Кажется, даже Флавио Эспозито. И туристы. Их много, прослышали про наш фестиваль. Все стоят на пристани и ждут, что я доставлю их на остров, чтобы они приветствовали святую Агату. Но паром сломался, и я не могу их привезти.
Мария-Грация поднялась, полная решимости:
– Флавио? Мой брат Флавио? Он должен быть здесь. Отправим рыбацкие лодки. Маттео? Риццулину?
Риццулину отделился от танцующих:
– Моя Provvidenza может взять пятерых или шестерых.
– Сколько их там, Бепе?
Старик надул щеки:
– Не знаю. Но намного больше.
– Так, кто еще готов помочь? – крикнула Мария-Грация.
Вперед вышли младшие Тераццу и еще пара рыбаков.
Тогда Агата-рыбачка распрямилась во весь свой немалый рост.
– Старые лодки! – сказала она. – В tonnara стоят старые лодки, на которых мы ходили еще до войны. Их там десять, а то и двенадцать.
И все население острова в сопровождении изумленных туристов устремилось к пристани – на машинах и в фургончиках, пешком, с фонариками, светившимися в темноте словно звезды. Мария-Грация прихватила бинокль Флавио и села с Леной в трехколесный фургончик. Шторм вдруг утих, дождь почти прекратился, в темноте парни уже запускали моторы своих новых лодок. А вскоре на воду были спущены и старушки, долгие годы томившиеся в tonnara.
Лена и Мария-Грация стояли на берегу вместе со всеми и наблюдали за удаляющимися огнями. Мария-Грация будто увидела остров со стороны, глазами некогда покидавших его Эспозито – сына, братьев, внучки. Скала в дымке, похожая на исчезающий в тумане корабль.
– А тебе не хотелось бы поплыть с ними? – спросила она внучку.
– А кто наведет порядок в баре к их приезду? – И с этими словами Лена торопливо ушла, сунув бабушке ключи от пикапа.
Постепенно разошлись и остальные. Мария-Грация продолжала задумчиво смотреть на черное море, в котором растворились рыбацкие суденышки. А вдруг произойдет еще одно чудо и одна из лодок действительно доставит ее брата? Когда сын земельного агента Сантино прибежал с запиской от Андреа д’Исанту, Мария-Грация стояла на берегу совсем одна.
В поисках подруги Кончетта вышла на площадь, где из динамиков неслась музыка, а стулья перед сценой были перевернуты, и в изумлении замерла, не понимая, что творится. Банк на другой стороне площади был залит светом, его раздвижные двери стояли нараспашку. Внутри за стойкой сидел Бепино.
Первыми войти внутрь решились вдовы Комитета святой Агаты, остальные потянулись следом. Подталкивая друг друга, все еще мокрые от дождя люди обступили желтую стойку.
– Так, что все это значит, Бепино? – закричала Валерия. – Вы открылись посреди ночи, да еще в такой праздник?
– Банк открылся всего на несколько часов, – торжественно ответил Бепино. – Мне поручено сообщить, что вы получите назад свои деньги. Все деньги, которые вы храните на счетах в банке.
– Банк же обанкротился, – удивилась Кончетта. – Как можно все вернуть обратно?
– Да, банк объявлен банкротом. Но вы получите свои деньги, как мы обещали.
Но кто взял на себя выплату вкладов? Вдовы, оставив расспросы на потом, выстроились в очередь.
– Это что, тот иностранный банк? – не унималась Кончетта. – Объясни толком, Бепино. Это они?
– Нет, не они.
– Тогда кто? Кто-то из иностранцев решил облагодетельствовать наш остров?
Бепино качнул головой, как бы говоря: ну кому это нужно?
– Я знаю, кто это! – воскликнула Агата-рыбачка. – Тот, кто подбрасывал деньги под наши двери, тот, кто подарил ‘Нчилино черепицу для крыши, а Маттео – лодочный мотор.
– Святая Агата! – выдохнул кто-то из стариков.
Тут с улицы донесся звук мотора – это прикатила на пикапе Мария-Грация. Она остановилась под пальмой. Кончетта встревожилась, увидев, что подруга плачет.
– Что случилось, Мариуцца?
Агата-рыбачка, даже не заметившая слез на лице Марии-Грации – мало ли влаги на острове, залитом дождем, – схватила ее за руку и потянула внутрь банка:
– Помоги нам разрешить загадку. Ты у нас знаешь все тайны. И должна знать, кто тут заделался благодетелем.
– Знаю, – всхлипнула Мария-Грация. – Il conte.
Уши у Бепино порозовели.
– Никто не должен об этом знать! – замахал он руками.
– Ну-ка, Бепино! – гаркнула Валерия. – Выкладывай правду!
– Я не могу, нельзя мне, – забормотал Бепино. Но кто бы посмел ослушаться самую старую жительницу острова? – Он прислал с Сантино Арканджело наличные деньги, чтобы раздать всем. Так, чтобы вы не лишились всего, пусть банк и прогорел.
– Но зачем? – поразилась Валерия.
– Да разве вы не хотите вернуть свои деньги?
Конечно, они хотели, но… il conte?
– Он же почти убил Пьерино, – непонимающе прошептала Агата-рыбачка. – Он же дурной человек. Не такой, как его отец. Он что, хочет загладить вину? Слишком поздно.
Внезапно Марию-Грацию захлестнуло столь сильное сочувствие к графу, что ей показалось – она вот-вот потеряет сознание.
– Он никогда не был таким плохим человеком, каким вы его считаете, – произнесла она. – Он не заслужил осуждения.
– Тебе лучше знать, Мария-Грация, – недоверчиво сказала Валерия. – А если он такой хороший, то почему ты таскалась к нему тайком, почему пряталась, как влюбленная девчонка?
Внезапно из-за спин вышел Роберт, которого прежде никто не заметил.
– Синьора Валерия, – сказал он, слегка задыхаясь, – в чем вы обвиняете мою жену?
Старуха смутилась. Никогда еще синьор Роберт не обращался ни к кому с такой страстью.