class="p1">Пока я переодеваюсь, я понимаю, что сильно волнуюсь, теряясь в догадках и, если Брайан узнает об этом, мне конец.

Я переодеваюсь в джинсы, чёрный свитер и, надев своё бежевое пальто, выхожу из номера, зная, что внизу меня ждёт Джек.

Как он и говорил мы идём пешком, и никто из нас не говорит ни слова. Рядом с ним я чувствую себя виноватой, чувствую себя зажатой и… никчёмной.

Уже темнеет, на улицах много улыбающихся и веселящихся людей, они все ещё празднуют уже прошедшее Рождество, а мы с Джеком без единого намёка на улыбку идём вдоль улицы в полном молчании и я чувствую себя неловко.

Я скучала по Нью-Йорку, по этим безумно красивым новогодним улицам, где всё сияет, блестит, играет новогодние песни, магазина, на прилавках которых красуются новогодние сувениры, а в воздухе так и веет праздником.

Я озираюсь по сторонам, пытаясь понять, куда он меня ведёт, и немного успокаиваюсь, понимая, что ни в какие тёмные переулки Джек меня не заводит, хотя эта идея просто берд, но всё же.

И я практически до самого конца нашего пути не понимаю, куда мы идём, пока, наконец, не замечаю знакомые очертания и просто не могу поверить своим глазам.

— Так это ты выкупил его? — поражаюсь я, переводя удивлённый взгляд с моего старого ателье на Джека. — Моя секретарша сегодня звонила владельцу и…

— Так это она так упорно просила меня продать это помещение? — усмехается Джек и я, наверное, впервые за эти три дня вижу его настоящую, а не саркастичную улыбку. — Ты в курсе, что она предлагала мне за него миллион?

— Да, — улыбнувшись, киваю я, и между нами повисает неловкое молчание, мы будто резко вспомнили о прошлом, но сейчас мы с Джекм стоим на расстоянии двух метров и… ближе друг к другу мы не подходим. — Зачем ты его купил?

— Это Джессика, — будто оправдывается Джек и, подходя к двери, достаёт ключ. — Там… — открывает дверь он, — сейчас ты сама всё увидишь.

Джек открывает дверь и пропускает меня вперёд, но я не спешу заходить внутрь, мне от чего-то становится страшно, мурашки покрывают всё моё тело, будто от холода, а когда я всё же переступаю порог, мне в нос ударяет сильный запах пыли.

Я делаю несколько шагов вперёд и, пройдя небольшой коридор, выхожу в главный зал. Здесь темно, практически ничего не видно, но Джек включает свет и несколько всё ещё работающих лампочек тускло освещают помещение.

На душе вдруг становится слишком тяжело, здесь всё также как и было, когда я была здесь последний раз, всё также как я и оставила, всё на своих местах, но под толстым слоем пыли. Также я замечаю несколько новых коробок… должно быть это мои вещи, которые перевёз сюда Джек и сейчас мне не очень верится, что это Джессика попросила его выкупить ателье.

Здесь душно и я снимаю пальто и вешаю его на запыленную вешалку, на которой висит моя старая одежда. Всё это так давит… ещё и Джек стоит прямо позади меня.

— Почему ты всё это сохранил? — дрожащим голосом спрашиваю я, не оборачиваясь на него, но Джек молчит.

Заметив знакомую вещицу, я прохожу вперёд к небольшой стенке и, присмотревшись к ней, понимаю, что не ошиблась.

— Ты его не выбросил! — от удивления улыбаюсь я, чувствуя, как на сердце вдруг стало теплее.

Это патефон моего отца, который я, кажется, подарила Джеку, когда мы с ним только начали встречаться, и сейчас на нём установлена пластинка, и я устанавливаю на неё иглу.

Секунда, две и всё помещение погружается в одну из моих любимых песен, и на мгновение я прикрываю глаза, возвращаясь в когда-то счастливое прошлое.

Рядом с патефоном, на ужасно пыльной полке лежит моя цепочка с подвеской в виде сердца, я носила её как память о родителях, а я рядом с этой цепочкой, ещё одна… с птицей, но уже от Джека. И от пыли я сначала даже не замечаю, но приглядевшись, я вижу ещё кое-что… кольцо. Это кольцо Джек надел на безымянный палец моей левой руки, когда он в последний раз делал мне предложение, и это же кольцо я сняла в больнице, как и цепочки и оставила всё там.

Это словно удар ниже пояса или лучше сказать… удар прямо в сердце. Моё дыхание становится всё тяжелее, а каждый вздох отдаёт болью в груди.

Джек молчит стоя позади меня, как молчу и я, а ателье заполняют звуки моей любимой песни.

Я с трудом отхожу от полок, но легче от этого не становится. Помимо всей ткани, сшитых и недошитых платьев в этом ателье, моих личных вещей… я натыкаюсь на свой кабинет, а точнее на его открытую настежь дверь, на которой весит вешалка.

Я готова закричать от боли, готова упасть на пол и зарыдать, но я словно каменею, я замираю на месте и не в состоянии пошевелиться смотрю на весящее на вешалке платье, на моё свадебное платье за сто двадцать тысяч долларов от Elie Saab.

Я повесила его здесь четыре года назад и… оно всё ещё здесь.

— Почему ты не продал его, оно же… столько стоит! — с трудом выговаривая слова, оборачиваюсь на Джека я, не в силах больше смотреть на это белое платье.

Песня заканчивается и всё вокруг нас вновь погружается в тишину.

— Оно твоё, — тихо говорит он, не сводя с меня взгляда, в котором отражается сожаление. — Как и всё это, — говорит Джек, положив ключ от ателье на пыльный стол.

Мы с Джеком стоим по разные стороны комнаты, слушая тишину, которая оказывается громче всякого крика. Я столько должна ему сказать… но безопаснее и спокойнее, если всё останется, так как есть. Джек не знает о Фрэнке, и я уже никогда ему о нём не расскажу, потому что правда… она заставит его страдать и чувствовать вину, а это незачем. Нашего с Джеком прошлого не вернуть и не исправить, зато я могу спасти его будущее, могу уберечь Джека от боли.

— Почему ты уехала, Клэр? — вдруг спрашивает он, рассеивая мёртвую тишину вокруг нас и его вопрос, его пропитанный болью голос отдаётся уколом в сердце и очередным камнем на моей шее.

— Ты и сам знаешь, — отвечаю я, отводя взгляд.

— Если бы знал — не спрашивал, — говорит Джек, и я чувствую его взгляд на себе. — Тебе было плохо? Было больно? Обидно? Ты так сильно ненавидела меня за то, что я не ответил тебе, за то,