Глава 1.

Визжащие дети хаотично носились по магазину игрушек, их звонкий смех звенел в ушах Тобиаса Стоуна.

Не то, чтобы бы его так сильно что-то волновало в такие дни, но было трудно не увязнуть в их волнении, трудно не увидеть радость детей, трудно игнорировать их улыбающиеся лица и сияющие глаза, и удивление на их лицах, когда они вскрывали подарки с игрушками. В предвкушении, с широко раскрытыми глазами, смотрели на новенькие коробки, которые так соблазнительно были выставлены на полках.

Это заставляло чувствовать себя лучше и терпимее переносить Рождество, зная, что оно распространяет маленькое счастье. Вернее, его фонд. Огромный магазин игрушек был закрыт для посетителей в течение вечера. Фонд Тобиаса Стоуна пригласил детей из городского центра по делам усыновления, чтобы каждый из них смог выбрать понравившуюся игрушку.

Но он также осознавал, что ему пришлось бы пропустить важную встречу, назначенную в последний момент. К счастью, Маттиас подстраховывал его, но его не покидали мысли о том, что он должен был бы вернуться в офис в ближайшее время. Его многомиллионный хедж - фонд не прекратит работу только потому, что Рождество приближается.

Еще раз окинув взглядом магазин, затем часы, он понял, что подошло время покинуть это мест), Обдумывая план побега, он посмотрел в сторону двери и увидел ребенка, заглядывающего сквозь стеклянные двери.

— Я ухожу, — сказал он Кэндис, своему выносливому помощнику.

— Пока нет, Тобиас. Едва прошел час. Улыбайся, — она одарила его фальшивой улыбкой. — По крайней мере, сделай вид,что ты хорошо проводишь время.

— Я хорошо провожу время, но я посреди важных переговоров, на случай, если ты забыла.

Вечер, проведенный с детьми из городского центра по делам усыновления, заставлял его для разнообразия чувствовать себя достойным, но дела никто не отменял.

— Люди должны видеть твое лицо, Тобиас. Это хорошая реклама, окружающие должны видеть тебя с разными слоями населения, особенно с бедными детьми на Рождество. Это повышает доверие к твоей благотворительности.

Он не возражал против выделения средства на благотворительность. Во всяком случае он процветал, не было никаких предпосылок, которые помешали бы ему сохранить свои миллионы до конца своих дней. Он не тратил слишком экстравагантно. Хотя наслаждался прелестями жизни, несмотря на то, что он чертовски тяжело работал, он предпочитал оставаться сдержанным, насколько это было возможно для человека с его средствами и историей. Он одинаково был счастлив, когда раздавал свои деньги, и когда зарабатывал их.

— Если бы Вы позволили сделать несколько снимков с детьми, сэр, — сказал фотограф, ведя группу детей к нему.

— Какая замечательная идея, — согласилась Кэндис и взяла его за руку. — Как, насчет, возле дерева? — Она привела его к красиво украшенной елке, на которой поочередно загорались теплым золотистым цветом огоньки гирлянды.

— Все, улыбочку, — дал указания фотограф.

— Это необходимо? — Тобиас спросил, натянуто улыбаясь.

— Улыбка, — сказала Кэндис, улыбаясь сквозь стиснутые зубы. Его окружила группа ребят, едва достающая до талии, он возвышался над ними словно Санта Клаус.

— Вы так добры, мистер Стоун, — сказала одна из женщин с городского центра по делам усыновления, одарив его ослепительной улыбкой. — Это очень щедро с вашей стороны, что нашли время, чтобы сделать этим детям Рождественский подарок. Он кивнул головой, едва скрывая свой взгляд от неловкости. Несмотря на то, что он любил жертвовать средства, благодарность за это заставляло его чувствовать себя неуютно.

— Вы не возражаете, если мы сфотографируемся вместе? — Она встала рядом с ним. — Ванесса? — окликнула она коллегу, крепкую женщину, которая выглядела так, как будто та желала больше находиться дома и печь пироги. — Поторопись! Мы можем поставить это в нашей новостной ленте, — пояснила она ему. — Люди будут более заинтересованы прочесть ее, если они увидят вашу фотографию, — она сладко улыбнулась.

Тобиас, выдавил из себя улыбку, сознавая, что время уходит. Это будет утро следующего дня в Гонконге и он очень хотел присутствовать на переговорах.

— Спасибо, леди, но я должен ... — он покинул группу, решив уйти, прежде чем Кэндис попросит его сделать что-то еще. Она была похожа на цепкого добермана, быстрая, всегда в боевой готовности, она следила, чтобы его видели в нужных местах с нужными людьми в нужное время.

— Ты все еще возглавляешь список самых завидных холостяков, — сказала она ему. Но он не был заинтересован в таких вещах. Он предпочитал платить за секс, считая его не более, чем сделка, которая требует оплаты. Не было никакой эмоциональной привязанности.

— Я ухожу, — проворчал он, находясь здесь уже час. Затем он развернулся и направился к выходу, где увидел того же ребенка, по-прежнему, вглядывавшегося через витрину. — Никто не впустил его? — пробормотал он и направился к большой стеклянной двери в огромный магазин игрушек.

— Это взаимовыгодная сделка, Тобиас, — сказала ему Кэндис — Ты покупаешь этим бедным детям игрушки, выглядишь, словно такой святой. — Тобиас поморщился при этих словах. Он не был святым. Отнюдь.

Это не та причина, по которой он решил разделить ее идею по вручению новогодних подарков детям, которым повезло меньше. Он сделал это потому, что долгое время сам ненавидел Рождество и избегал праздничных мероприятий. В то время, как все праздновали Рождество с близкими, Тобиас был один.

Все могло быть совсем по-другому.

Это был второй год проведения благотворительности такого рода, и в этом году он даже ждал этого события.

Но теперь он хотел вернуться в кабинет, где отсутствовал последние восемь часов. Помимо работы, Тобиас не был еще особо чем-то занят. За свои миллионы он не мог купить мира, любви и счастья, хотя виски и Наоми делали его мир сносным.

Он подошел к двери, глядя, как ребенок с широко раскрытыми глазами, полными удивления, всматривается сквозь стекло. Мальчик напомнил ему о том, каким он был в этом возрасте. Он был когда-то нищим и вспомнил время, когда он смотрел на других детей, которые обладали тем, чего у него не было.

— Ты куда? — Кэндис засеменила за ним по пятам.

— Я впущу его.

— Но магазин закрыт для посещения.

— Черт, где же его мать? — рявкнул Тобиас. Охранник кивнул, когда Тобиас открыл широкую дверь и глянул на ребенка, который смотрел на него со страхом в глазах.

Его твердость сразу растаяла.

— Хочешь зайти?

Язык тела ребенка прекрасно иллюстрировал свои дилеммы. Одна нога была готова переступить порог, но его серьезное лицо свидетельствовало о подавлении желания войти.

— Не стой там, — сказал Тобиас. — Если ты хочешь войти. Входи.