Дж. Пол Сутер

За дверью

© J. Paul Suter — «Beyond the Door», 1923

— Вы ещё не рассказали мне, как это произошло, — сказал я миссис Малкин.

Она поджала губы и пристально посмотрела на меня.

— Разве вы не говорили с коронёром, сэр?

— Конечно говорил, — согласился я. — Но, насколько я понимаю, вы нашли моего дядю, и я подумал…

— Ну, я бы не хотела ничего говорить об этом, — решительно перебила она.

Экономка моего дяди была немного выше меня ростом и намного тяжелее — две физических характеристики, которые дают любой женщине преимущество перед мужчиной более низкого роста. Она казалась скорее предметом для дипломатии, чем для спора.

Заметив её выдающийся подбородок, круглые щёки и несентиментальный блеск в глазах, я решился на примирение. Я поставил для неё кресло в кабинете моего дяди Годфри, а сам опустился в другое.

— По крайней мере, прежде чем мы перейдём к осмотру других частей дома, давайте немного отдохнём, — предложил я в своей самой вкрадчивой манере. — Это место действует на нервы, не так ли?

Это была чистая удача — и я не ставлю её себе в заслугу. Моё случайное предложение нашло слабое место в её укреплениях. Она ответила на это с явным удовлетворением:

— Я работала на мистера Сарстона уже более семи лет, сэр: приносила ему регулярно еду, как по расписанию, поддерживала чистоту в доме — настолько, насколько он мне позволял — и ночевала у себя дома; и за всё это время, как я уже сказала, в Нью-Йорке не было такого дома, который мог бы сравниться с этим по странности.

— И нигде не было, — со смехом подбодрил я её, и её уверенность возросла ещё на одну ступеньку.

— В этом вы, вероятно, тоже правы, сэр. Как я много раз говорила бедному мистеру Сарстону: «Это прекрасно, когда у вас есть хобби — жуки. Вы можете себе это позволить, а поскольку вы холостяк и живёте один, вам не нужно считаться с симпатиями и антипатиями других людей. И всё это достаточно хорошо, если вы хотите, — говорила я, — хранить тысячи и тысячи таких жуков в стоящих повсюду шкафах, как это делаете вы. Но когда дело доходит до того, чтобы прикалывать их на стены в комнатах, — говорила я, — и на потолке вашего собственного кабинета; и даже на разных частях мебели, чтобы женщина не знала, какую ужасную вещь она вдруг обнаружит у себя под рукой, когда будет вытирать пыль; ну, в таком случае, — говорила я ему, — это доводит порядочную женщину до крайности».

— И он никогда не пытался изменить свои привычки, после того, как вы ему об этом сказали? — спросил я, улыбаясь.

— Честно говоря, мистер Робинсон, когда я говорила с ним в таком тоне, он обычно повышал мне зарплату. И что мне оставалось тогда делать?

— Не понимаю, как Люси Лоутон смогла продержаться в этом месте так долго, — заметил я, внимательно наблюдая за красным лицом миссис Малкин.

Она проглотила наживку и наклонилась вперёд, упёршись руками в колени.

— Бедная девочка, это так действовало ей на нервы. Но она была тихоней. Вы никогда её не видели, сэр!

Я покачал головой.

— Одна из тех худеньких, блёклых девушек со светлыми волосами, которая едва ли могла сказать хоть слово в своё оправдание. Я не думаю, что она успела познакомиться с ближайшими соседями за тот год, что прожила с вашим дядей. Она была сиротой, не так ли, сэр?

— Да, — сказал я. — Годфри Сарстон и я были её единственными оставшимися в живых родственниками. Вот почему она приехала из Австралии, чтобы пожить у него после смерти своего отца.

Миссис Малкин кивнула. Я надеялся, что, сдерживая своё рвение, смогу навести её на ряд вещей, которые мне очень хотелось бы узнать. До тех пор, пока я не уговорил экономку показать мне этот странный дом моего дяди Годфри, всё произошедшее было тайной за семью печатями, и никто не хотел по этому поводу со мной общаться. Даже коронёр, казалось, не желал рассказывать мне, как именно умер мой дядя.

— Я так понимаю, она собиралась жить с ним, сэр? — спросила миссис Малкин, пристально глядя на меня.

Я ограничился кивком.

— Ну, я тоже так думала, но через год она вернулась обратно.

— Она ушла так внезапно! — сказал я.

— Так внезапно, что я ничего не знала об этом, пока она не ушла. Однажды я пришла заняться своими делами, и она была здесь. Я приехала на следующий день, а она уже вернулась в Австралию. Вот как внезапно она уехала.

— Они, должно быть, поссорились, — предположил я. — Я полагаю, это из-за дома.

— Может, так оно и было, а может, и нет.

— Вы знаете и другие причины?

— У меня есть глаза, — сказала она. — Но я не собираюсь говорить об этом, лучше о чём-нибудь другом, сэр!

Я попробовал другую зацепку:

— Знаете, я не видел своего дядю пять лет. Он, казалось, ужасно изменился. Он был совсем не старым человеком, но когда я увидел его на похоронах… — я выжидательно замолчал.

К моему облегчению, она с готовностью откликнулась:

— Он выглядел так в течение последних нескольких месяцев, особенно на прошлой неделе. Я говорила с ним об этом за два дня до того, как это случилось, сэр, и сказала, что ему не мешало бы ещё раз показаться врачу. Но он оборвал меня на полуслове. Моя сестра заболела в тот же день, и меня вызвали из города. Когда я увидела его в следующий раз, он был…

Она помолчала, а потом продолжила, всхлипывая:

— Подумать только, он лежит там, в этом ужасном месте, и всё зовёт и зовёт меня, как, я знаю, он всегда делал, а меня нет рядом, чтобы услышать его зов!

Когда она снова внезапно остановилась и бросила на меня подозрительный взгляд, я поспешил задать простой вопрос:

— Он выглядел больным в свой последний день?

— Не столько больным, сколько…

— Да? — подтолкнул её я.

Она долго молчала, пока я ждал, боясь, что какое-нибудь моё слово вернёт ей прежнюю враждебность. Затем она, казалось, приняла решение.

— Мне не следует больше ничего говорить. Я и так уже сказала слишком много. Но вы были снисходительны ко мне, сэр, и я знаю кое-что, что вы имеете право услышать, чего, я думаю, больше никто вам не скажет. Взгляните на нижнюю часть двери его