Я подвергся ненужному нервному стрессу из-за действий, которые предпринял исключительно в интересах науки. Я не намерен терпеть это дальше. С сегодняшнего дня я буду регулярно отчитываться перед доктором Сартвеллом.

19 августа. Вчера вечером я принял снотворное, и результат меня порадовал. Врач говорит, что я должен повторять приём в течение нескольких дней, пока мои нервы снова не придут в норму.

21 августа. Всё хорошо. Кажется, я нашёл выход — очень простой и прозаичный способ. Я мог бы избежать многих ненужных неприятностей, обратившись за советом к специалисту в самом начале. Вчера вечером, перед тем как лечь спать, я отпер дверь своего кабинета и прошёлся взад и вперёд по коридору. Я не испытывал никакого беспокойства. Здесь всё было таким, каким было до того, как меня одолели эти фантазии. Посещение подвала после наступления темноты станет испытанием, показывающим моё полное выздоровление, но я ещё не совсем готов к этому. Терпение!

22 августа. Я только что прочитал вчерашнюю заметку, чтобы успокоиться. Она весёлая, почти жизнерадостная; на предыдущих страницах есть и другие подобные записи. Я — мышь, попавшая в лапы кота. Дайте мне свободу хотя бы на короткое время, и я начну радоваться своей свободе. Затем лапа опускается снова.

Сейчас четыре утра — обычное время. Вчера вечером я лёг спать довольно поздно. Вместо сна без сновидений, который до сих пор следовал за приёмом препарата, дремота, в которую я погружался, прерывалась повторяющимися видениями плиты, на которой стояла согбенная фигура. Кроме того, мне приснился один мучительный сон, в котором была задействована собака.

Наконец я проснулся и машинально потянулся к выключателю рядом с кроватью. Когда моя рука ничего не нащупала, я внезапно осознал истину. Я стоял в своём кабинете, держась другой рукой за дверную ручку. Конечно, мне потребовалось всего мгновение, чтобы найти свет и включить его. Тут я увидел, что засов отодвинут.

Дверь была не заперта. Должно быть, моё пробуждение помешало мне открыть её. Я слышал, как что-то беспокойно двигалось в коридоре за дверью.

23 августа. Я должен остерегаться спать по ночам. Не сообщая об этом доктору Сартвеллу, я начал принимать препарат днём. Сначала миссис Малкин высказала своё мнение по этому поводу, но моё объяснение этого предписаниями врача заставило её замолчать. Я бодрствую во время завтрака и ужина, а в промежутках сплю. Каждый вечер она оставляет мне холодный обед, который я съедаю в полночь.

26 августа. Несколько раз я ловил себя на том, что дремлю в своём кресле. В последний раз, я уверен, что, проснувшись, почувствовал, как резиновая полоска под дверью прогнулась внутрь, как будто что-то толкало её с другой стороны. Я ни при каких обстоятельствах не должна позволять себе заснуть.

2 сентября. Миссис Малкин будет в отъезде из-за болезни её сестры. Я не могу не бояться её отсутствия. Хотя она бывает здесь только днём, даже такое общение очень приятно.

3 сентября. Позвольте мне изложить это в письменной форме. Сам по себе труд сочинителя оказывает на меня успокаивающее воздействие. Видит бог, сейчас я нуждаюсь в таком воздействии, как никогда раньше!

Несмотря на всю мою бдительность, сегодня вечером я заснул поперёк кровати. Должно быть, я был совершенно измотан. Мне приснился сон о собаке. Я гладил это существо по голове, снова и снова.

Наконец, я проснулся и обнаружил, что стою в темноте. В воздухе чувствовался холод и запах земли. В то время как я сонно пытался сориентироваться, я почувствовал, что что-то прижимается к моей руке, как это могла бы сделать собака.

Всё ещё погружённый в свой сон, я не был сильно удивлён. Я протянул руку, чтобы погладить собаку по голове. Это привело меня в чувство. Я стоял в подвале.

ПЕРЕДО МНОЙ БЫЛА НЕ СОБАКА!

Я не могу сказать, как я взбежал обратно по лестнице из подвала. Однако я знаю, что, когда я повернулся, несмотря на темноту, была видна плита, на которой что-то сидело. Пока я поднимался по лестнице, чьи-то руки схватили меня за ноги.

Эта запись, казалось, завершала дневник, потому что за ней следовали чистые страницы, но я вспомнил смятый листок в конце дневника. Он был частично вырван, как будто кто-то судорожно сжимал его рукой. Написанное на нём также заметно отличалось даже от аккуратного, хотя и нервного почерка последней записи, которую я просмотрел. Мне пришлось поднести эти каракули к свету, чтобы разобрать их. Вот что я прочитал:

Моя рука продолжает писать, несмотря ни на что. Что это? Я не хочу писать, но оно вынуждает меня. Да, да, я скажу правду, я скажу правду.

Далее следовала жирная клякса, частично скрывшая написанное. Я с трудом разобрал написанное:

Это моя вина, только моя. Я слишком сильно любил её, но не желал лишаться многого, хотя она умоляла меня на коленях, хотя она целовала мне руку. Я сказал ей, что моя научная работа стоит на первом месте. Она сделала это сама. Я не ожидал этого — клянусь, я не ожидал этого. Но я боялся, что власти неправильно поймут, и я выбрал то, что казалось мне наилучшим. У неё не было друзей, которые могли бы поинтересоваться.

Оно ждёт за моей дверью. Я ЧУВСТВУЮ это. Оно заставляет меня думать. Моя рука продолжает писать. Я не должен засыпать. Я должен думать только о том, что пишу. Я должен…

Затем я прочитал слова, которые увидел, когда миссис Малкин вручала мне дневник. Они были написаны очень крупно. Местами ручка проткнула бумагу. Хотя они были буквально выцарапаны, я прочёл их с первого раза:

Только не плита в подвале! Только не это! О, боже мой, что угодно, только не это! Что угодно…

По какому странному принуждению его рука была вынуждена записывать то, что было в мозгу; вплоть до последних мыслей; вплоть до последних слов!

* * *

Серый свет с улицы, косо падавший через два тусклых окошка, освещал сырую дыру у внутренней стены. Мы с коронёром стояли в подвале, но не слишком близко к этой дыре.

Невысокий, решительного вида темноволосый мужчина — начальник детективного отдела — стоял чуть поодаль от нас, его взгляд был сосредоточенным, природная весёлость подавлена. Мы наблюдали за сутулыми плечами полицейского констебля, который что-то выуживал в колодце.

— Есть что-нибудь, Уолтерс? — хрипло осведомился детектив.

Полицейский покачал головой.

Маленький человечек вопросительно посмотрел на меня.

— Вы совершенно уверены? — спросил он.

— Спросите коронёра. Он видел