которые могли бы уничтожить некоторые из моих лучших экземпляров. Какой-то дефект конструкции открыл им путь, ситуацию необходимо немедленно исправить.

17 июля. Сегодня рабочий осмотрел фундамент и подвал. Он с уверенностью утверждает, что грызунам туда не проникнуть. Ограничился тем, что осмотрел плиту над старым колодцем, не поднимая её.

19 июля. Вчера поздно вечером, когда я сидел в этом кресле и писал, меня внезапно охватило непреодолимое желание спуститься в подвал. Я уступил ему, что, возможно, было к лучшему, поскольку, по крайней мере, я убедился, что беспокойство, которое меня охватывает, не имеет внешней причины.

Долгое путешествие по коридорам было трудным. Несколько раз я отчётливо улавливал те же звуки (возможно, мне следовало бы сказать, те же ВПЕЧАТЛЕНИЯ от звуков), которые я ошибочно принимал за обычные. Теперь я убеждён, что это всего лишь симптомы моего нервного расстройства. Дальнейшим подтверждением этого стал тот факт, что, как только я открыл дверь в подвал, тихие звуки внезапно прекратились. Не было никакого финального топота крошечных ножек, который бы свидетельствовал о том, что кого-то отвлекли от его занятий.

На самом деле, я ощущал некое впечатление ожидающей тишины— как будто существо, стоящее за этими звуками, кем бы оно ни было, остановилось, чтобы посмотреть, как я вхожу в его владения. Всё время, пока я был в подвале, меня, казалось, окружала та же атмосфера. Конечно, я просто нервничал.

В целом я хорошо держал себя в руках. Однако, когда я уже собирался покинуть подвал, я неосторожно оглянулся через плечо на каменную плиту, закрывавшую старый колодец, меня охватила сильная дрожь, и, потеряв всякое самообладание, я бросился обратно вверх по лестнице из подвала, а оттуда в этот кабинет. Мои нервы разыгрались не на шутку.

30 июля. Уже больше недели всё идёт хорошо, состояние моих нервов, кажется, заметно улучшилось. Миссис Малкин, которая в последнее время несколько раз обращала внимание на мою бледность, сегодня днём выразила убеждение, что я почти снова стал самим собой. Это обнадёживает. Я уже начал опасаться, что тяжёлое напряжение последних нескольких месяцев наложило на меня неизгладимый отпечаток. При сохранении моего здоровья я смогу закончить свою книгу к весне.

31 июля. Миссис Малкин задержалась допоздна в связи с какими-то домашними делами, и было уже совсем темно, когда я вернулся в свой кабинет, заперев за ней дверь на улицу. На верхнем этаже, куда бывший владелец дома по непонятным причинам не смог провести электричество, царила непроглядная тьма. Когда я поднялся на второй лестничный пролёт, что-то схватило меня за ногу и на мгновение почти притянуло обратно. Я высвободился и побежал в кабинет.

3 августа. Снова эта ужасная настойчивость, я сижу здесь с дневником на коленях, и мне кажется, что меня терзают железные пальцы. Я НЕ пойду! Мои нервы снова могут быть на пределе (боюсь, что так оно и есть), но я по-прежнему их хозяин.

4 августа. Вчера вечером я не сдался. После ожесточённой борьбы, которая, должно быть, продолжалась около часа, желание спуститься в подвал внезапно пропало. Я ни в коем случае не должен сдаваться.

5 августа. Сегодня ночью крысиные звуки (я буду называть их так за неимением более подходящего термина) стали очень заметны. Я даже отодвинул засов на двери и вышел в коридор, чтобы прислушаться. Через несколько минут мне показалось, что я заметил что-то большое и серое, наблюдающее за мной из темноты в конце коридора. Это, конечно, странное заявление, но оно в точности описывает моё впечатление. Я поспешно удалился в кабинет и запер дверь на засов.

Теперь, когда моё нервное состояние так ощутимо сказывается на зрительном нерве, я не должен больше откладывать визит к специалисту. Но… как много я должен ему сказать?

8 августа. Сегодня вечером, когда я сидел здесь за своей работой, мне несколько раз казалось, что я слышу тихие шаги в коридоре. Конечно, опять «нервы», или ещё какая-нибудь новые проделки ветра среди образцов на стенах.

9 августа. На моих часах четыре часа утра. Я твёрдо решил записать то, через что мне пришлось пройти. Возможно, так я обрету спокойствие.

Вчера вечером, почувствовав себя довольно уставшим из-за напряжённого и утомительного дня исследований, я рано лёг спать. Мой сон был более освежающим, чем всегда, как это обычно бывает, когда человек действительно устал. Однако я проснулся (это было, должно быть, около часа назад) от ужасного толчка.

Комнату заливал лунный свет. Мои нервы были на пределе, но сначала я не заметил ничего необычного. Затем, бросив взгляд в сторону двери, я заметил что-то похожее на тонкие белые пальцы, просунутые под неё, как будто кто-то за дверью пытался таким образом привлечь моё внимание. Я встал и включил свет, но пальцев не было.

Нет нужды говорить, что я не открывал дверь. Я описываю происшествие так, как оно происходило или как мне показалось, что оно происходило; но я не могу позволить себе комментировать его.

10 августа. Я прикрепил снизу двери моей спальни плотные резиновые полоски.

15 августа. Несколько ночей всё было тихо. Я надеюсь, что резиновые полоски, будучи чем-то определённым и осязаемым, благотворно подействовали на мои нервы. Возможно, мне не понадобится обращаться к врачу.

17 августа. Меня снова разбудили. Кажется, что меня прерывают всегда в одно и то же время — около трёх часов ночи. Мне снился колодец в подвале — один и тот же сон, снова и снова — всё чёрное, кроме плиты, и фигура, сидящая там со склонённой головой и отвёрнутым в сторону лицом. Также мне снились смутные сны о собаке. Может быть, мои последние слова, обращённые к ней, произвели на меня такое впечатление? Я должен взять себя в руки. В частности, ни под каким давлением я не должен уступать и посещать подвал после наступления темноты.

18 августа. «Вы чувствуете себя гораздо бодрее», — заметила миссис Малкин, подавая ужин. Это улучшение во многом связано с консультацией, которую я получил у доктора Сартвелла, выдающегося специалиста по нервным заболеваниям. Я поделился с ним всеми подробностями, за исключением некоторых оговорок. Он отверг идею о том, что мои переживания могли быть не только чисто ментальными.

Когда он порекомендовал сменить обстановку (чего я и ожидал), я решительно заявил ему, что об этом не может быть и речи. Затем он сказал, что с помощью тонизирующего средства и периодического приёма снотворного я, вероятно, поправлюсь и дома. Это определённо обнадёживает. Я допустил ошибку, не обратившись к нему с самого начала. Без сомнения,