Посвящается Гарольду Стинтону

и его сыну Джону,

для которого я написала

свой первый рассказ.

Жизнь приходит, подобно приливу, с ревом волн,

Но затихает перед отливом.

Существование - это время, затраченное на то,

Чтобы намочить береговую гальку.

И всё же,

Неужели они заблуждаются?

Лгут ли они,

Те слепцы, имеющие смелость

Кричать над брызгами: «Никогда не вешай носа?!»

К. К.

— Ты уже готова к прогулке, Эмили?

— Да, мистер Мак-Гиллби.

— Ну и прекрасно. На улице стоит замечательная погода, поэтому гуляй в свое удовольствие. Пройдись по парку, полюбуйся утками в пруду.

Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись - тридцатипятилетний румяный мужчина и шестнадцатилетняя девушка, чьи густые светло-русые, почти белокурые волосы были, несмотря на ее молодость, собраны в тугой пучок на затылке. Она была высокого роста для шестнадцати лет, а ее фигура в будущем обещала стать довольно красивой. Однако сейчас не фигура привлекала внимание, а что-то в ее лице. И не потому, что оно было красивым. Густые ресницы добавляли глубины ее темно-карим глазам, пухлые губы, теплого оттенка кожа - это сочетание еще не говорило о красоте, но что-то, несомненно, придавало ее лицу такую яркость, будто оно светилось изнутри.

Сеп Мак-Гиллби часто задумывался о выражении лица своей горничной, называя его про себя радостным. И он считал это точным описанием, поскольку она радовалась очень многим вещам и не скрывала этого, а еще она говорила, что ей очень повезло: «Ах! Мистер Мак-Гиллби, мне так повезло, что я работаю здесь». Или: «Ах, мистер Мак-Гиллби, я так рада, что сегодня хороший денек. Это ужасно, когда вам приходится работать в дождливую погоду». — Одно было совершенно очевидным - вам никогда не будет скучно там, где она находится.

В последнее время он начал задумываться о том, какой была бы жизнь в этом доме без нее, и стал относиться к ней как к любимой дочери.

Чуть отвернувшись от Эмили, он сказал:

— Загляни, пожалуйста, к хозяйке перед уходом, хорошо?

— О да! Конечно, мистер Мак-Гиллби. Конечно.

— Тогда отправляйся.

Эмили не сразу направилась к лестнице, ведущей наверх и находящейся за дверью в дальнем конце кухни. Девушка подождала, когда ее хозяин уйдет в гостиную, а когда тот закрыл дверь, она закатала рукава и направилась в моечную. Там, повернув единственный кран, Эмили набрала немного воды в оловянную тарелку, стоящую в коричневой керамической раковине, и вымыла лицо голубым «мраморным» мылом, которое обычно использовалось ею для мытья полов. Мокрыми руками она пригладила волосы от пробора в сторону, чтобы они не торчали, волосы были очень непослушными, и некоторые пряди упрямо выбивались из пучка. Это очень расстраивало ее, так как миссис Мак-Гиллби не одобряла «волосы, торчащие во все стороны».

Когда она вышла из моечной и проходила через кухню в направлении к двери, ведущей к лестнице, ее остановил странный запах - странный для этого дома. Она всего мгновение смотрела на дверь гостиной, а затем закусила губу, чтобы сдержать веселую улыбку. Мистер Мак-Гиллби не отказал себе в удовольствии покурить. Она надеялась, что ему хватило ума приоткрыть окно, так как, если запах распространится наверх, то будет много шума. Ну, не совсем шума. Миссис Мак-Гиллби не устраивала скандалов, то есть никогда не кричала, но могла так сказать, что слушателю казалось, что она кричит.

Эмили на цыпочках побежала в другой конец кухни и тихонько подняла нижнее окно на несколько сантиметров. Это тоже было бы недопустимо, если бы миссис Мак-Гиллби была на ногах; окна никогда не открывались из-за пыли.

Она снова ненадолго остановилась по дороге к лестнице, скосив глаза в сторону двери в гостиную, и задумалась о том, где он прячет свое курево. Она не нашла в комнате ни одного местечка, которое можно было бы использовать в качестве тайника, а с собой он не рискнул бы его носить, поскольку у миссис Мак-Гиллби нюх был как у хорька.

Девушка тихо поднялась по крутым каменным ступеням до небольшой лестничной площадки, с обеих сторон которой находилось по двери. Правая вела в спальню миссис и мистера Мак-Гиллби, а левая - в ее собственную комнату. Очутившись в своей комнате, она проскользнула мимо железной кровати в сторону комода, который был втиснут между кроватью и подоконником.

Открыв верхний ящик, Эмили достала чистое голубое ситцевое платье. Сняв не имевший верхней части голландский фартук, полосатую блузку и саржевую юбку, она облачилась в свой наряд; затем поменяла домашние башмачки на пару ботинок, уродство которых почти скрывал подол ее платья.

Из следующего ящика девушка достала соломенную шляпку и две длинные шляпные булавки, и, когда она приколола ими шляпку, та намертво закрепилась у нее на макушке. Затем она сняла свой жакет с гвоздя на двери и надела его. Достала чистый носовой платок из коробки, стоявшей на комоде, и потертый коричневый кожаный кошелек. Эмили открыла его, посмотрела на свое недельное жалованье в один шиллинг и шесть пенсов, что еще раз заставило ее подумать о том, как ей повезло. Затем, быстро закрыв кошелек и держа его и носовой платок в руке, она вышла из комнаты, в три шага пересекла лестничную площадку и постучала в дверь спальни. Потом вошла туда и сказала с улыбкой:

— Я собралась прогуляться, миссис Мак-Гиллби. Может быть, вы хотите, чтобы я что-нибудь для вас сделала перед уходом?

Нэнси Мак-Гиллби полулежала. Она была прикована к постели уже в течение двух лет и воспринимала это спокойно, потому что «так хотел Господь». Господь счел целесообразным послать ей болезнь. Она не задавалась вопросом почему, но твердо верила, что ответ будет дан ей, когда она перейдет в другой мир, - в обители, которую Он приготовил для нее, все знание будет принадлежать ей, а награда за ее страдания и терпение будет щедрой.

В ответ на вопрос Эмили миссис Мак-Гиллби сказала:

— Дай я посмотрю, достаточно ли ты опрятна.

После этих слов Эмили подошла к окну, вытянула в стороны руки и стала медленно поворачиваться. Когда миссис Мак-Гиллби обозревала ее спину, она сказала с ноткой плохо сдерживаемого раздражения в голосе:

— Эти волосы! Можно подумать, что я никогда не говорила тебе об этом. Я велела тебе смачивать их, чтобы они не торчали. Так или нет?

— Да, миссис Мак-Гиллби, но они высыхают.