Регина Хайруллова

Как Елена орлицей стала

Давным-давно жила-была девица с чёрными кудрями, с белой кожею и с золотым пером в волосах. Бродила она, всё искала нового счастья, потому как прежнего не осталось: в огне погиб весь её род. Выбралась Елена из дома сгоревшего да и пошла по свету. Знала она, что есть в центре мира Гора, что к солнцу ведёт и людей возвращает из мёртвых. Её-то Елена и искала.

Долго ли, коротко ли ступала, да заслышала мелодию до того чудну́ю, что ноги сами к ней повели.

Добралась Елена до избушки, парящей в воздухе. Из окна голова юноши виднеется с волосами цвета пшеницы да с дудочкой у губ.

Льётся звук, обегает Елену, ввысь взмывает, и уж нельзя выше, а он поднимается, летит вверх и вверх, и ручьи, и леса, и та самая Гора — всё ней, всё в этой музыке. Сердце отворяется ей навстречу и замирает в благостном мгновении, слитое воедино с мелодией.

— Гой еси, красна девица! Чего ж ты плачешь?

— Красиво играешь, и слёзы сами собой льются.

Юноша прыгнул из окна и медленно опустился на землю. Увидела Елена очи золотистые, рубаху расшитую и волосы вьющиеся с цветом пшеничным. Жаром от него повеяло. Лицо Елены запылало. Увидал то юноша, рассмеялся и отошёл в сторону, под самую избушку стал.

— Не пугайся, не смущайся, красна девица. Ответишь на мою загадку, помогу найти то, чего ищешь, дорогу укажу, до места доведу. Не ответишь — оставлю у себя, будешь служить мне.

Не хочет Елена соглашаться, да делать нечего: кто ещё укажет путь к Горе?

— Слушай же внимательно, не повторю.

И заиграл он на дудочке, и увидала Елена скачущих вокруг себя коней златогривых, леса тёмные хвойные, холмы в цветах и травах, пещеры под землёю, ручьи, увидала птиц гордых, парящих над самой Горой. Предстало и солнце золотое, а на нём — крошечные люди. Пригляделась Елена, узнала их. То были мать с отцом, то были братья и сёстры, то были все, кого унесло пламя.

— Что это? — спросил юноша, перестав играть.

— Наш путь?

Юноша засмеялся, подступил ближе, и опять жарко стало Елене, будто от него огонь шёл. Даже волосы показались языками пламени, и едва не коснулись её, едва не обожгли, но Елена не вскрикнула, не отпрянула. Поняла вдруг она, кого встретила, да застыла то ли от страха, то ли от удивления.

— Отгадала теперь? Не посмел коснуться тебя, красота твоя пленила, и вот ты сама пришла. Не пугайся, я доведу тебя, но возвращать всех самой придётся.

Глядит на его лицо самодовольное, наглое, и злостью тело наливается, и кажется Елене, что с этой силой она и ввысь подняться может, и рухнуть оттуда со всем своим гневом, и уничтожить Ярилу, убийцу рода, которого у них и богом-то не считали: поклонялись редко и немало дурного говорили. Не зря, видно.

Заиграл он на дудочке, и вмиг злость утихла, и подумала Елена: «Кто ещё мне поможет? Вдруг и вправду верну их?»

Сели на коней огненных и поскакали. День скачут, ночь скачут — Горы, что к солнцу ведёт, всё нет. Заскучала Елена, стала спутника расспрашивать:

— Ярило, а скажи: зачем помогаешь? Ведь ты род мой погубил, ты меня сиротой оставил.

Стали кони на дыбы, замерли. Глядит Елена в глаза огненные и пламени не пугается, что из волос струится, к лицу её подбираясь. Уж горячо стало, да не отпрянешь: высоко над землёю, чуть двинешься — рухнешь. Вздохнул Ярило, пламя погасил, и очи погрустнели. Сидит к Елене повёрнутый, а сам вниз смотрит, где речка лентой бежит.

— Дальше кони не могут, дальше лес тёмный.

Обнял Елену и прыгнул с ней. Не упали, не разбились, а тихо-тихо опустились. Открыла глаза: на земле уже, и кони рядом, и река бежит быстро-быстро, а на другом берегу её — лес могучий, лес древний.

— Не ответишь, стало быть?

— Будешь много спрашивать, в лесу оставлю. Добирайся как хочешь.

Вздохнула Елена, закручинилась, ни слова не молвит. Идут так вброд по реке, Ярило на дудочке играет, будто и хорошо всё, будто и не виноват он в долгом пути Еленином. Шли они долго ли, коротко ли, да вышли к избушке, как у Ярилы, да только на земле стоящей. С курьими ножками, с зубами на дверях, с руками на замках. По спине холод пробежал, Елена назад отпрянула, а Ярило её вперёд толкает, в избушку самую.

— Не пойду туда! — зашептала Елена и стала упираться. — Там съедят нас!

— Чего ж ты! Молчи и не смейся, — ответил ей спутник, избушку повернул словами волшебными и Елену внутрь втолкнул.

Глядит она, а не видит ничего: темно, хоть глаз выколи. Почудилось Елене, что заскрипели, закряхтели старые кости, что скорченные пальцы к лицу её потянулись, и от них холодом и смрадом повеяло. Елена отшатнулась — дверь заперта.

— Кого привёл ты, Ярило? Человеком пахнет, — забормотала старуха скрипучим голосом. В шаге от Елены. Закрыла она нос рукой, а второй в Ярилу вцепилась. — Что же это ты привёл его? На обед мне? — засмеялась она, и на Елену повеяло не холодом, а ледяным ветром, смешанным с запахом падали. — Что же молчит? Немой, что ли?

Хочет Елена ответить, что умеет говорить, а со страху и слова молвить не может.

— Ты меня зовёшь так, старая? — сказал Ярило со злобой.

— Что ты! Ошиблась я, видно, Ярилушка. Садись, покушай, с дороги-то устал, — заверещала она и отошла.

Потянул Елену к столу, а та едва дышит и ступает мелкими шажками, боясь оступиться. Задела миску. Та опрокинулась, загромыхала.

— Да есть человек! Чую дух его! — закричала старуха и стала принюхиваться, сопеть. Ещё холоднее стало Елене, вся кровь в жилах застыла.

Дал Ярило слизня какого-то, через силу проглотила Елена, и Яга затихла на минуту.

— Что за дела! — пробормотала она и застучала то ли ногой костяной, то ли ещё чем. — Ну, рассказывай, чего пожаловал?

— Хочу попасть к Горе, что в центре мира стоит. Подскажи, Яга, дорогу, а я тебе гостинец принесу.

— К Горе? Эт ты зря, Ярилушка, там тебе несдобровать. Там Змей сидит огненный, дворец стережёт.

— Знаю, Яга! Знаю. Ты мне дорогу подскажи. Давно я там не был, уж все тропы покрылись муравой, все реки в океаны разлились, все леса разрослись.

— Клубочек мой возьми, он тебе путь покажет, дорогу расчистит.

Повздыхали,