Саша Урбан

Неспящие

Глава 1. Прощай, Фелиз!

Рем прикрыл глаза буквально на секунду. Просто хотел сбросить напряжение, стиснувшее голову горячим кольцом. Организму и этого небольшого движения век оказалось достаточно, чтобы расслабить все мышцы и пустить черные точки перед глазами — если бы не волевое усилие, Рем бы точно задрых. Неудивительно, он не спал уже пятые сутки, и теперь все его мысли сводились к тому, чтобы занять горизонтальное положение на одной из скамеек в тесной комнатке для прощаний и вздремнуть минутку-другую. Окружавшая его темнота так и манила, обещая сладкий сон, крепкий, как у мертвеца. Атмосфера, кстати, располагала.

Вдруг тишину прорезал визг включающихся динамиков и треск помех. Человек, стоявший у микрофона, прочистил горло, чтобы избавить голос он ноток, которые выдавали бы, как ему уже осточертела эта работа.

«Кто-нибудь из присутствующих желает произнести речь, чтобы почтить память покойницы?»

Рем обернулся в сторону Дези. В своем нынешнем состоянии он уже вряд ли мог бы выговорить собственное имя, так что вся надежда была на сестру. Та, однако, поджала губы и отрицательно помотала головой.

«Отлично, быстрее закончим. В добрый путь», — с облегчением сказал оператор и отключил динамик.

В тесной, но прохладной комнатке для прощаний их было всего двое: брат и сестра, Рамон и Дезире Домингос-Сальва. Они стояли плечом к плечу, чуть ли не прижимаясь носами к толстому огнеупорному стеклу во всю стену. По ту сторону, завернутая в белый саван, лежала их мать Фелиз (или просто Лиз).

В камере для кремации что-то защелкало, затрещало. Одновременно в комнате для прощания загудели вентиляционные шахты, поставляя в крохотное помещение потоки прохладного воздуха. На стене торжественно загорелась выложенная неоновыми лампочками молитва, надерганная из всех религий сразу и оттого (по мнению Рема) ставшая совсем бессмысленной:

«Из пепла начался наш путь, и пеплом он оканчивается. Но конец для одного — всегда начало для другого».

Рем тупо пялился на эти слова, но чувствовал себя так, словно его хватил инсульт. Каждое слово по отдельности он понимал. Даже если их собирать в пары, он мог разобрать смысл, но целиком предложение просто утрачивало всякое значение. Интересно, кого эти похоронщики пытаются успокоить такой писаниной? Людей, которые готовы отправиться на кремацию всей семьей после потери кормильца?

Трекер-браслет на руке жалобно запищал. На сенсорном экране высветилось уведомление о слишком частом пульсе. Затем последовало издевательское: «Уделите немного времени экспресс-медитации». Заметив, что брат пялится в экран, Дези недовольно ткнула его в бок. Рем и не заметил, что за время, пока он рассматривал расплывающиеся перед глазами буквы, оператор во всю развел огонь, и пламя голодно облизывало саван. Уже показались первые дыры, но плоть, пусть и мертвая, все равно будто сопротивлялась.

В последний путь их ма уходила также, как жила: через «не хочу» и «не могу».

Ей было аж пятьдесят шесть. Она почти дважды побила среднюю продолжительность жизни в Нижнем городе. Врачи и специалисты по долголетию должны были обивать порог их дома, снимать ее для телека, внести в какую-нибудь книгу рекордов, но ничего этого, конечно, не произошло.

Фелиз Домингос-Сальва ушла из жизни душным апрельским днем, возвращаясь со смены в госпитале. Просто села на трамвайной остановке и больше не встала. Новость о ее смерти уже через несколько часов утонула в разговорах о росте цен на рис и гомоне ночных шоу. Никто даже не поинтересовался, что выдернуло ее дух из тела: инфекция, рак или, может, сердечный приступ. Даже коронера и других ее коллег-врачей такие подробности не интересовали. Они зафиксировали факт смерти, отправили отчет в нужные инстанции, и посоветовали ее двадцати шестилетнему сыну, новому главе семьи, не затягивать с похоронами, а то морг и так забит под завязку, а в жаркий сезон никакие холодильники не справляются.

Они с Дези умудрились выбить окно на кремацию на следующий же день. Им даже дали целый день выходного, чтобы как следует погоревать. Фелиз растила их одна, практически заменив умершего отца. Она была бы недовольна, если бы узнала, что из-за пятиминутной церемонии ее дети потеряли целый день работы, но брат с сестрой решили, что так будет правильно. Поэтому они прилипли взглядами к стеклу и смотрели во все глаза, стараясь не упустить ни одной из последних секунд их матери на земле.

Огонь уже пировал на начавших показываться костях. Оператор, видимо, очень спешил на обед, поэтому прибавил жару. Да так, что Рем почувствовал, как воздух в комнате начинает нагреваться, несмотря на стекло. На спине выступила испарина.

Еще через минуту жарко стало, как на улице. Одна радость, вентиляция работала исправно, и в помещении хотя бы не воняло. Все стерильно. Запах хлорки щекотал нос, но недостаточно, чтобы вызвать желание как следует чихнуть.

Дези взяла его за руку, потные ладони шлепнулись друг о друга. Рем снова вынырнул из мыслей о дискомфорте и посмотрел на сестру.

— Как ты?

— Нормально, — поджала губы Дезире.

Ей исполнялось восемнадцать. Она с детства помогала матери в больнице, а еще подрабатывала в столовой, чтобы приносить хоть что-то кроме благодарности пациентов домой. Рем и Фелиз до этого дня надеялись, что они скопят денег и через год-другой подмажутся к нужным людям, чтобы отправить Дези в Верхний город ассистентом какого-нибудь медика. Не весть какая должность, да и общаться нельзя будет, но всяко лучше, чем здесь. А теперь, со смертью Лиз, этот план превратился в пустое обещание. Теперь девушке предстояло встать на место матери и пахать, пока сердце не откажет, в надежде когда-нибудь протолкнуть наверх уже собственных детей. Дези старалась не подавать виду и убедительно играла роль скорбящей, но почему-то вместо тоски и одиночества она чувствовала только обиду и злость.

Ее идеальная жизнь, полная надежд на лучшее, испарилась. Лиз забрала ее с собой в жаркие объятия огня.

— Хочешь, оставим прах тут? — предложил Рем хриплым шепотом, стараясь не нарушать плотную тишину.

— Хуй там, — фыркнула Дези. — Чтоб они ее потом распылили в качестве удобрения на своих плантациях, а нам продавали фасоль оттуда по конской цене? Ну уж нет. Мама бы такого точно не хотела.

— Тебе виднее.

Через пять бесконечно долгих минут все закончилось. Тело в белом саване превратилось в плотно набитый бумажный пакет, выехавший из окошка в стене, как чипсы из старого вендингового автомата. Пахнуло гарью.

Рем опередил Дези и взял пакет в руки. Прижал