Мы хотим, чтобы не было личного культа, идолопоклонства, чтобы каждый серб выпрямился и больше ни перед кем не ползал. Мы хотим, чтобы закончилась эра личного режима, черпающего силу в моральной слабости слабых людей.

Газета сербских радикалов «Одъек»

1903 год

Чета, или чёта, сербское нерегулярное боевое объединение, была основой жизни сербской общины. Состоять в чете было почетно, не состоять — позорно. Тот, кто не состоял в чете — на внимание сербских девушек мог не рассчитывать.

Сложно объяснить обычному, простому человеку, что такое чета и почему люди состоят в чете. Казалось бы — русские дали землю, есть какое-никакое хозяйство — что нужно еще? Живи и радуйся, как живут казаки — по сути, сербы-четники походили на казаков очень во многом. Но сербы шли мстить за свою родную землю, шли, зная, что впереди их ждут пули, убивали — и умирали. Оставшиеся в живых хоронили своих мертвых — и всё начиналось заново.

Сербский народ, если считать с поражения на Косовом поле, глотнул свободы совсем немного. Когда турок изгоняли с европейского континента, когда Османская империя разваливалась, чтобы впоследствии стать владением русского царя — получилось так, что сербские земли освободила армия Австро-Венгрии, а венский кесарь стал Великим воеводой Сербии. Поскольку в Австро-Венгрии была в ходу весьма значительная вольность — Сербия управлялась собственным императором, находившимся в унии с Веной.

Проклятьем Сербии стала династия Обреновичей. Король Милан был из тех королей, при упоминании о которых хочется сплюнуть. Шут и гуляка, игрок, совершенно безответственный тип, человек, который запросто мог проиграть в Монако большую часть государственной казны. Он не правил Сербией — он грабил Сербию, да так нагло, что окрики раздавались из Санкт-Петербурга, чему сербы были несказанно благодарны. В конаке[1]то и дело случались драки — королева колотила короля, король тузил королеву. Королевой Сербии была Наталья, дочь русского офицера, родом из Молдавии, она не раз пряталась в белградских домах от побоев мужа, и муж с дворцовой стражей, с напредняками ее разыскивал по всей столице. Не раз бывали и покушения — но все они сорвались, а заговорщики были казнены. В конце концов, король пошел войной на братскую, славянскую Болгарию, был побит и присвоил за это поражение себе титул фельдмаршала. Непостижимая мерзость эта, происходившая ежедневно и ежечасно на людских глазах, была до того ужасна и постыдна, что среди сербов находилось всё больше и больше людей, не веривших в божественную сущность королевской власти. В Белград, почувствовав благоприятную ситуацию, стали стекаться масоны и разные злоумышляющие.

Король Милан Обренович кончил совершенно омерзительным образом — он фактически продал свой престол, потребовав миллион золотых франков: проигрался в Монако. Деньги ему собирали всей Сербией, на престол же возвели его сына, слабоумного принца Александра. Воспитанный в безумии белградского конака, принц меньше всего был готов к тому, чтобы стать лидером Сербии, чтобы повести за собой сербский народ. Но он взошел на престол, и всё то, что было при его отце, повторялось при нем с еще большим размахом. Первым делом он нашел себе королеву — некую Драгу, толстую и некрасивую, свою бывшую няньку, побывавшую любовницей еще его отца. Милан, кстати, много раз наведывался в Сербию, вымаливал там еще денег — опять проигрался — ему эти деньги давали, просто чтобы отвязаться.

Результат был известен. Это случилось в ночь на двадцать девятое мая тысяча девятьсот третьего года. Большая группа офицеров, ведомая неким поручиком Драгутином Дмитриевичем, или Аписом, как он себя называл, ночью после данного в конаке спектакля ворвалась туда, преодолев упорное сопротивление телохранителей короля. Они застрелили его и Драгу, а их тела выбросили на мостовую под окнами конака. Это ознаменовало собой новый этап развития Сербии и новый этап трагедии, которая разыграется в ней совсем скоро.

На престоле утвердилась династия Карагеоргиевичей. Король Петр, бывший уже в годах к моменту восхождения на престол, имел наследников: младшего, принца Александра, который учился в Санкт-Петербурге и по духу был почти русским, и старшего, принца Петра. Впоследствии принц Петр забьет в гневе слугу и будет под давлением аристократов лишен права на престолонаследие. Однако Сербия к тому моменту станет первой страной в мире, где власть де-факто захватит террористическая организация.

Надо понять, почему это произошло, причем произошло в самом центре Европы. Сербия — это страна, народ которой прожил пятьсот лет под игом Османской империи, и ни один живущий по соседству христианский народ не помог ей освободиться. За века иноземного ига сербский народ привык жить в подполье, привык к постоянному сопротивлению власти, привык к тому, что револьвер — это лучший закон, привык, что детей отбирают, а потом они возвращаются уже янычарами. Он привык к тому, что власть или чужеземна, или продажна, что лучший суд — это самосуд, и ко многим другим вещам, которые в Европе казались немыслимыми. Надо сказать, что выдвигаемый венскими кесарями тезис о природной уголовной сущности сербов не нашел своего подтверждения — в Российской империи они не участвовали ни в одном умышлении против власти и не совершили ни одного террористического акта.

По воспоминаниям очевидцев, в те дни Белград сотрясался от стрельбы. Стреляли все, в том числе старики, женщины, дети. Крупнейший тир был в городском парке, там «развлекались» многие высшие чиновники и министры. Стрелял и некий Гаврила Принцип — неудачливый, близорукий чахоточный студент, у которого потом хватит меткости расстрелять наследника австро-венгерского престола и его супругу, графиню Хотек, поставив весь мир на порог войны[2].

В Белград хлынули шпионы. Русские, австро-венгерские, итальянские, но больше всех британские. Британские! Обагренные кровью многих королевских династий руки британских спецслужб оставили свои грязные отпечатки почти на любом крупном мятеже или революции в Европе девятнадцатого — начала двадцатого веков. Шпионы ходили по белградским улицам. Приподнимали вежливо шляпу, завидев коллегу. Учились стрелять.

И ждали…

Террористических группировок (можно сказать, что и патриотических, но террористическую их сущность это не отменяет) было две. «Черная рука» — организация республиканцев, ратующая за возрождение Великой Сербии во главе с убийцей последнего из Обреновичей, Александра, — поручиком Дмитриевичем (уже полковником и начальником разведки), и «Белая рука» — организация боевиков (в те времена в Сербии все были боевиками), поддерживаемая премьер-министром Николой Пашичем.

В двадцатом году премьер Пашич был убит, автомобиль, ехавший под охраной, был взорван вместе с одним из мостов[3]. Расследование этого инцидента, вопиющего по своей сути, не успели даже начать — началась мировая война. К счастью для сербов, Австро-Венгрия воевала на стороне Российской и Германской империй, Россия всегда позиционировала себя защитницей интересов сербов на Балканах, и поэтому никаких карательных мер против сербов предпринято не было — дабы не разлаживать и так непрочное согласие между союзниками. Австро-Венгрия попала в континентальный союз, в общем-то, случайно: в отличие от России и Германии, которым нечего было делить, у России и Австро-Венгрии претензии друг к другу были. Австро-Венгрия жадно посматривала на большую часть Польши, заодно и на Малороссию — это несмотря на то, что русскими войсками был в свое время подавлен сепаратистский мятеж в Венгрии. Во время войны Австро-Венгрия не внесла никакого особого вклада в общую победу: колоний у нее не было, ни в Восточном, ни в Африканском походах ее армия не участвовала, и всё свелось к бессмысленному и позорному противостоянию «Австро-Венгрия — Италия». Позорному — потому что оба извечных соперника в этом противостоянии покрыли себя позором, проявив свою слабость, слабость как армии, так и флота. Слабость Австро-Венгрии привела к тому, что в континентальном союзе она стала единственной страной, которая по результатам войны понесла территориальные потери: почувствовав слабость государства, от Австро-Венгрии откололась индустриальная Богемия, моментально переметнувшаяся к Священной Римской империи и заключившая с ней вассальный договор. Тогда же значительная часть сербов, видя всё безумие и мерзость войны с Италией, пошла служить в русскую армию и не вся вернулась на родину, когда закончилась война. Позже это явление получило название «Первый исход».