* * *

– Он пришёл, – доложили Окудникову.

Тот удовлетворённо кивнул, провёл рукой по начинающим седеть волосам, словно мысли пригладил, и распорядился:

– Пусть идёт сюда.

А сам поднялся с кресла, но так и остался стоять рядом, отделённый от основного пространства комнаты громадой массивного рабочего стола.

Дверь открылась, пропуская посетителя. Окудников ещё не успел его рассмотреть, как услышал спокойно и твёрдо произнесённое прямо с порога:

– Я не беру заказы на убийство людей.

Окудников неосознанно отметил, что ожидал услышать совсем другой голос, какой-то особенный. Слишком низкий с рычащей хрипотцой или, наоборот, тягучий, вкрадчивый, похожий на змеиное шипение. А этот был абсолютно обычным, нормальный человеческий голос. Можно назвать даже приятным, если бы не полное отсутствие интонаций, абсолютная бесстрастность. Бездушность.

– Я и не попрошу никого убивать, – сообщил Окудников с едва обозначенной вежливой улыбкой и указал на другое кресло, стоящее напротив.

Специально отодвинул его подальше, на середину кабинета, чтобы как следует рассмотреть гостя.

Тот сел. Не откинулся на спинку, не заворотил ногу на ногу, чуть подался вперёд, упёрся локтями в колени. Кисти висели расслабленно, пальцы длинные и тонкие.

Изящные руки. С чем там обычно сравнивают? Как у музыканта?

М-да.

Это если смотреть только на кисти, а стоит скользнуть взглядом вверх, по предплечью и плечу, сразу понимаешь, насколько своеобразная у него «музыка».

Нет, никаких искусственно накаченных бицепсов невероятных объёмов. А вот рельефность – да. Хоть и тоже весьма сдержанно-изящная. Но даже на глаз заметно: каждая мышца туга и тверда, словно сплетена не из живых волокон, а из кручёной стальной проволоки.

Да что руки? Окудникову гораздо интересней было увидеть лицо. А вот с этим-то как раз проблемы.

Рукава у надетой на гостя чёрной футболки совсем короткие, но зато есть капюшон. Глубокий. Свисает почти до кончика носа, пряча в тени верхнюю часть лица. Ещё и голова немного наклонена вперёд. Заметны только несколько ярко-белых прядей да тонкие бледные губы, сжатые в твёрдую черту. Такое чувство, что глаз у гостя совсем нет.

Жутковатые ощущения. Как будто перед тобой собственной персоной Мрачный жнец. Только ещё косу в руки. Недаром одно из прозвищ у гостя – Шахат. Имя какого-то из ангелов смерти. Кажется, у иудеев.

– А ты бы не мог… – получилось слишком заискивающе. Поэтому Окудников не стал договаривать начатую фразу, сразу перешёл к другой, добавив в интонации немного иронии: – Как-то странно разговаривать с капюшоном.

Гость не удивился, не возмутился, вообще не сказал ни слова, вскинул руку.

Капюшон скользнул назад, съехал за спину. И почти ничего не изменилось, только чёрный превратился в белый, такой неестественно чистый, словно сияющий. Очень длинная чёлка спадала на лицо, скрывая и брови, и глаза.

Да как он сам-то что-то видит?

– Я хочу, чтобы ты нашёл Источник, – произнёс Окудников многозначительно и умолк.

– Я не лозоискатель, – прозвучало в ответ.

И опять ни удивления, ни высокомерного возмущения: «За кого ты меня принимаешь?» Просто констатация факта. А Окудников ожидал и недоумения, и обиды, и вопросов. Сам бы он точно возмутился.

– Речь не об источнике воды.

Намеренная пауза оказалась выдержана зря, потому что вопросов не последовало и теперь, а Окудников окончательно убедился, что от гостя слова лишнего не дождёшься.

– Ты что-нибудь слышал об Источнике магической силы?

– Нет.

Раздражающе краток. А может, и правильно? Зачем ему – лишние разговоры? Главное, чтобы слушал, внимал, а потом исполнял чётко.

– Он открывается раз в несколько лет, – продолжил Окудников, невольно придавая голосу менторский тон. – Точнее, много лет. Пятьдесят. Или даже сто. И не просто так открывается. Через определённое живое существо. Через проводника.

Чёрт! Как же тяжело разговаривать с человеком – хм! с собеседником – почти не видя его лица. Сквозь густую белую чёлку с трудом различаются тёмные полоски бровей. А под ними тоже тёмное, чуть поблёскивает. Глаза. Или глубокие чёрные провалы – окна в потусторонний мир.

Мрачный жнец.

Окудников расхаживал по кабинету из стороны в сторону. В какой-то мере он проделывал это специально, надеясь заполучить от посетителя хотя бы минимальную реакцию. Пусть, например, разок поведёт головой следом за рассказчиком. Но гость сидел неподвижно, как истукан. Высеченный из камня или вырубленный из дерева. И Окудников всё сильнее склонялся к мысли о том, что беседует он с неживым.

– Источник сам выбирает проводника и через него взаимодействует с миром. Сила Источника нейтральна сама по себе. При желании её можно направить и на разрушение, и на созидание, и на поддержание равновесия. Именно она питает необычные способности. Она поддерживает существование скрытого мира и его обитателей. Любых. Независимо от того, к кому их причисляют. К тёмным или светлым. К добру или злу.

Кабинет был достаточно просторным, и амплитуда перемещений получалась довольно широкой, а гость так и не шелохнулся. Можно, конечно, предположить, что он хотя бы глазами следил за Окудниковым, но тогда бы тот непременно почувствовал взгляд. Он тонко реагировал на подобные вещи.

Сейчас же возникало чувство, что в комнате, помимо него самого, никого нет, и Окудников, словно сошедший с ума, рассказывал занимательную историю шкафам, столу, креслам и раскачивающимся за окнами веткам деревьев.

– Проводник может распоряжаться магической силой источника. Может использовать её в своих интересах. Или в чьих-то ещё. – Окудников усмехнулся. – Добровольно или по принуждению.

Он уже не ждал от гостя вопросов. Хотя любой нормальный человек непременно поинтересовался бы, зачем Источник понадобился Окудникову. Тот бы, конечно, не ответил, отделался бы пространными общими фразами. А может, и вовсе не стал произносить последние прозвучавшие слова. Но с этим молчуном он позволил себе чуточку искренности и двузначных намёков.

– Так вот. Ты должен отыскать проводника и привести ко мне. Независимо от того, согласится он или нет. Но сразу предупреждаю – никто не в силах предсказать, кого Источник выберет. Поэтому заранее проводника очень трудно найти. Пока известно только одно: в данном случае это будет человек.

– Просто – человек?

Внезапно зазвучавший голос едва не заставил Окудникова вздрогнуть. Он уже привык к непробиваемому безмолвию, к тому, что из присутствующих единственным, кто способен говорить, был он сам. Поэтому вдвойне удивился. И появившейся ответной реакции и ещё кое-чему.