Теодор Картер

Catrina

Я искал ее всю свою жизнь. На задворках разума и в преддверии сна. В самых грязных кварталах города и самых изысканных ресторанах мира.

Кто она? Откуда я взял ее облик?

Эта история началась в далеком прошлом, когда мне было каких-то пятнадцать лет. Испытывая гормонные метаморфозы, я мечтал насладиться женщиной, познать все прелести обнаженного тела, провожать взглядом изгибы, огибать ладонями округлости.

Еще тогда я задался вопросом:

Что такое любовь?

И не находил на него ответа.

Я видел разных женщин – с разным цветом волос, разного телосложения, роста, веса, национальности. Но все они были не те. Никто из них не смог заткнуть внутри меня дыру, оставленную тем самым вопросом.

Что такое любовь?

Засыпая в постели с одной девушкой, я просыпался уже с другой. Порою сам не понимал, как это происходит. Однако никто из них не лишил меня чувства незаконченности. Все эти годы, до сегодняшнего дня, на самом кончике языка вертелось слово, которого я не знал. Оно совсем близко, настолько знакомое, что объяснять его смысл нет никакой необходимости. И все же настолько глубокое, что я никак не мог его выразить.

Я пользовался женщинами, заманивал их в свою квартиру и пытался понять, что такое любовь. Почему это чувство настолько велико, что не только произведения искусства, но и войны посвящают ей?

И все же мне приходилось с ними спать.

Изображая роль вежливого партнера, я предавал их нежности, но при этом не наслаждался сам. Мне нравилось их трогать, нравилось касаться недоступных мест, но, как только мы заканчивали, мне хотелось уйти. И я уходил, оставляя их в одиночестве.

Кто-то скажет: бабник.

Нет. Я просто искал любовь. Ту самую, настоящую. Существует она или нет? Не знаю, но тогда мне хотелось верить.

К двадцати годам я закончил отношения с сорока девушками. Разорвал их, как разрывают неудачный фрагмент рукописи. Они заботились обо мне, ублажали меня, любили. Они клялись мне в любви. Мне приходилось клясться в ответ.

Я был намерен перепробовать каждую, словно это были не люди, а блюда из меню забегаловки. Однако мне не нужны были плотские ласки. Мне нужна была именно любовь. То теплое искреннее чувство – то самое, которое научит меня летать.

Ведь это возможно. Летать, я имею в виду.

Ведь среди людей тоже есть ангелы. Просто мы не замечаем крылья.

Путешествуя в разных странах, я искал ту единственную, что подарит мне эти крылья. Я знакомился с девушками, узнавал их, проводил с ними время. Я ложился с ними в одну постель, хотя, по большей части, они были не достойны находиться со мной в одной квартире.

Где же она? Та самая?

Может, она мне снилась. Может, я упустил ее из виду, когда проводил время с одной из тех, кто были такими же, как и прочие.

Все они одинаковые – думал я. Поэтому даже имени не запоминал.

Для меня они все одни и те же. На вкус, на цвет, на запах, на лицо. Из моего длиннющего списка не выделялась ни одна. Я окончательно утратил надежды. Я готов был поклясться, что настоящей любви не существует. Но перед тем, как окончательно в ней разочароваться, я решил попробовать выплюнуть то слово, что вертелось на кончике языка все эти годы.

Странствия мои были закончены, и тогда я начал писать.

Перебирая в голове сотни опробованных женщин, пальцы мои настукивали совершенно иной образ. Образ, не походящий ни на один из увиденных мной. Она была прекрасна, была непохожа на всех других. Пальцы ее, пересекаясь с моими в этом рассказе, вызывали легкие покалывания в самом низу моего живота. Я смотрел на нее сквозь листы с напечатанным текстом и любил. Но любил не человека, а только лишь образ, придуманный мной.

Все глубже погружались мои мысли в этот рассказ, все сильней овладевали эти строки моим сознанием. Я не ел и не спал. Писал, сколько хватало сил. Писал о любви, которой не встречал нигде. О том самом чувстве, отсутствие которого столь сильно меня губило, что иные разы мне хотелось покончить с собой.

Все это нереально – говорил я самому себе, но продолжал писать. Как о том человеке, которому многим обязан. Как о том человеке, без которого невозможно жить.

По ночам я обретал крылья, и если бы не клавиши моей печатной машинки, я бы несомненно взлетел. Но мои пальцы прикованы к ней. Душа моя – ее пленница.

Это было прекрасно, и в то же время невыносимо.

Любить ту, которой нет – это сводило меня с ума.

Отлепляя ее лик от сердца, я приказал себе закончить рукопись, и больше никогда к ней не приближался.

Годы прошли с тех пор, и все эти годы я думал только о ней. О девушке, у которой нет материи. О девушке, которой нет.

Она витала по следам навязчивыми мыслями и просила вернуться к ней. Она вызывала желчь и зуд, мучила бессонницей, грозила смертью. Я закрывал на нее глаза, и каждый раз пытался не заплакать. Отрывать ее из жизни было по-настоящему больно. Именно тогда я понял, что настоящая боль – душевная.

Она бродила за мной и просила вернуться к ней. Как психотроп, как самый дурманящий наркотик. Но я был уверен, что не смогу расстаться с ней дважды. Если хоть единожды мои пальцы вернуться к тому рассказу, я буду возвращаться к нему постоянно, и каждый раз убеждать самого себя, что этот раз – последний.

И как же я был глуп, что все же позволил себе это. Я вернулся к ней. У меня снова появились крылья. Но эти крылья искусственные. Я знал это, однако спротивляться им не мог.

Уж лучше иметь искусственные крылья, чем не иметь их вовсе.

Как бы не так…

После минуты с ней я часами лежал без сна и доводил себя до психоза. Тело мое изнемогало, руки немели, а рассудок медленно исчезал. Мне все чаще начинало казаться, что я не имею материи, что она пытается забрать меня из этого мира и разделить со мной другой, не похожий на этот, мир.

О, Боги! Как я хотел этого!

Но остатки здравого ума твердили мне, что это невозможно.

Страданиям моим суждено было кончится в день, которого я совсем не ждал (с тех пор, как я начал рукопись, все