В то утро я поднялась ни свет ни заря и поспешила включить телевизор. Это было 20 февраля 1962 года. Все радиостанции и телевизионные каналы передавали сообщение о том, как полковник Джон Гленн, оставив за собой огненный смерч, ворвался в космическое пространство. Страна затаила дыхание и приготовилась к длительному бодрствованию, дабы не пропустить ни единой подробности этой захватывающей одиссеи. Что же касается Жозефины, то она только мельком взглянула на экран и опять погрузилась в сон.

Дело в том, что Жозефине доподлинно известно: это пустая трата времени, сил и денег. Нам не угрожает никакая другая держава. Нас не спасет никакой космос. Потому что мы уже частично порабощены, а в скором времени полностью попадем в плен к новой Расе Господ. И Жозефина по праву принадлежит к этой привилегированной расе, которая исподволь прибирает нас к рукам, а в недалеком будущем завоюет всю планету.

Так что нет ничего удивительного в том, что на первых порах Жозефина и ее соплеменники могут благодушествовать, созерцая нашу нелепую возню с ракетами и атомными бомбами. Жозефина точно знает: для того чтобы одержать убедительную победу, недостаточно бомб и ракет. Раса Господ наделена высшим разумом. Нежная любовь и беззаветная преданность – ее главное оружие.

Каждую минуту члены этой могущественной организации проникают во все крупные города Соединенных Штатов и Европы. Некоторые просочились даже за «железный занавес». Они запросто появляются в дипломатических гостиных, присутствуют – ушки на макушке – на сверхсекретных конференциях. А в Вашингтоне распространился слух о том, что одна из них, красавица с черной, как вороново крыло, шевелюрой – частая гостья в будуаре известного и весьма влиятельного сенатора.

Так что наплюйте на бомбы, забудьте о космической гонке. Слишком поздно. Все уже схвачено, я чувствую это по себе. И что самое смешное – меня это ни капельки не волнует. Я палец о палец не ударила, чтобы оказать сопротивление. Напротив, подобно другим, брожу с глуповатой улыбкой на устах, счастливая пленница крошечного представителя Расы Господ – французского пуделя.

Не исключено, что вы надеетесь устоять. В таком случае вы – убежденный собаконенавистник. Вы неуязвимы для их чар. Вас не умиляет их преданность.

Хотите пари?

Возьмите хотя бы моего мужа, Ирвинга Мэнсфилда. Он уроженец Бруклина, имеет ученую степень и творческую профессию (Ирвинг – телепродюсер), удачлив в делах и горазд на всевозможные выдумки. Во время второй мировой он служил в военно-воздушных силах, а в мирное время сражался врукопашную с рекламным агентством на Мэдисон-авеню, спонсорами парфюмерных фирм и даже однажды принял вызов союза музыкантов. У него за спиной две язвы и пять лет близкого знакомства с Артуром Годфри. Так что можете сами убедиться: он принадлежит к ярко выраженному типу прирожденных лидеров и меньше всего склонен к зависимости от какой-то козявки.

Если покопаться в его детских и юношеских годах, вы не обнаружите там ни малейшего намека на склонность к подчинению. Он абсолютно чист и ни разу не запятнал себя дружескими отношениями с какой-нибудь псиной. В его прошлом невозможно отыскать упоминание о шумной возне с кем-либо по кличке Пират либо Пятнистый. Никто из его соседей не замечен в регулярном посещении Вестминстерской собачьей выставки. Хотя Ирвинг не отрицает, что время от времени в их квартал забредало какое-нибудь четвероногое. Только не пудель. Окажись поблизости что-либо отдаленно напоминающее пуделя, мать Ирвинга не преминула бы приготовить из него жаркое.

Вот как обстояли дела с Ирвингом в юном возрасте. Потом он вырос, переехал в Манхэттен, поступил в колледж и стал тем мужчиной, каким вы его знаете. Это был долгий, суровый период его жизни, не согретой привязанностью какой-нибудь собаки. Впрочем, случалось, что, заходя в рестораны «Двадцать одно» либо к «Сарди», он натыкался на маленькое мохнатое существо с ошейником, украшенным самоцветами. Но ему никогда не приходило в голову назвать «это» собакой.

Мой собственный опыт по части общения с собаками столь же скуден. Я выросла в предместье Филадельфии, и, к сожалению, мне выпало на долю водить дружбу с девочками, чьи отцы владели нефтяными скважинами либо принадлежали к клану Капоне, а посему эти несчастные создания были обречены кататься верхом на пони с Шетлендских островов. Так что, сами понимаете, мне приходилось имитировать чреватые травмами приступы эпилепсии. Кончилось тем, что мои родители и я поладили на коте персидской породы. Я привязалась к этому красавцу и посвятила ему две недели своей молодой, цветущей жизни. Однако вскоре неблагодарное животное, даже не попрощавшись, слиняло вслед за какой-то облезлой кошкой. Надеюсь, они жили долго и счастливо, потому что больше ни разу не попались мне на глаза. Эта измена явилась для меня таким ударом, что я исключила мир животных из сферы своих жизненных интересов и перенесла все свое внимание на толстого мальчика по имени Герман, который видел во мне чуть ли не Мисс Америку. Вот так и прошло мое детство. Никакой четвероногий друг не провожал меня из школы домой. Это была прерогатива Германа или его очередного заместителя.

Наконец я явилась в Нью-Йорк – молодая, подающая надежды актриса, полная честолюбивых замыслов. А, как известно, молодые талантливые актрисы в первые годы больше топают пешком, чем играют на сцене. С девяти утра до пяти вечера они ухитряются обегать весь Бродвей в поисках продюсера или агента, который мог бы заинтересоваться ими.

Так что, сами понимаете, меня отнюдь не прельщала перспектива дополнительной нагрузки по выгуливанию какого-нибудь четвероногого. А когда я наконец кое-чего достигла и могла выкроить время для собаки, подвернулся Ирвинг.

Теперь вас ждет краткая, но исчерпывающая справка о нас с Ирвингом. Никаких разоблачений, связанных с тайной рождения. Никаких скрытых пороков. Просто два зрелых человека с сильными характерами, спаянные общей судьбой и общей профессией, заядлые обитатели гостиничных номеров, вечно курсирующие между Нью-Йорком и Калифорнией. Мы ни в чем не нуждались – ну разве что в более просторной кухне и дополнительном сне.

Но уж в чем мы точно не нуждались, так это в пуделе.

Хотела бы я иметь право сказать, что это была чистая случайность или неисповедимая превратность судьбы. Что-нибудь вроде того, что я, мол, шла себе мирно по улице и за мной ни с того ни с сего увязалась бездомная собачонка. Но, во-первых, брошенные собаки не имеют обыкновения разгуливать по аллеям Центрального парка. А во-вторых, если бы за мной и впрямь увязался чей-либо заплутавший любимец, очень скоро за моей спиной раздались бы истошные вопли его хозяйки (или хозяина) и полицейские свистки. Так что если вашему взору представится такая картина: пудель тащится по пятам за каким-нибудь бедолагой, знайте – бедолага сам, по доброй воле, сунул голову в петлю. Потому что пудель не станет шнырять в поисках жертвы. Жертва сама гоняется за пуделем.