Цеховик. Книга 5. План битвы

1. Воскрешение номер два

Я открываю глаза и тут же снова зажмуриваюсь. Свет. Нестерпимо яркий, ослепительный, режущий глаза… Некоторое время держу веки закрытыми, а потом чуть-чуть приоткрываю. Уже лучше, уже не так больно. Почти нормально… Уже даже можно смотреть. Пытаюсь пошевелиться. Грудь и плечо разрезает острая боль.

Надо мной белый потолок. Солнечный свет наполняет комнату с белыми стенами. Я на кровати в полусидячем положении. Грудь и правое плечо забинтованы. Левую руку саднит. Боль кажется очень знакомой. Это уже было. Госпиталь, пулевое, реабилитация и всё такое. Давно, правда.

А может, я ещё там, в том самом госпитале, а то что якобы со мной случилось оказалось коматозным сновидением? Вся жизнь после ранения, шаурма, Бобик, маршрутка и перемещение в 1980. Точно. Я был в коме. Пролежал тут годы… Нет, а чего тогда под ключицей до сих пор болит?

Пахнет озоном и больницей. Поворачиваю голову. Тумбочка, стакан с водой, стул, капельница. Всё, как в том госпитале, где я лежал, в той жизни. Блин, но если я был всё это время в коме, то не мог видеть того госпиталя. Хрень какая-то.

Голова немного идёт кругом и изображение чуть сбоит. Неплохо меня накачали, прям как живой. Надолго ли…

Дверь приоткрывается и заглядывает медсестра. Хорошо бы она оказалась рыжегривой Таней Пронькиной. Но нет, не она. Блондиночка. Но тоже молоденькая, вроде даже ничего себе. Подойди-ка, дочка, рассмотрю тебя получше.

Сестричка, заметив, что я слежу за ней выдыхает:

— Очнулся…

Замерев на секунду, она тут же выскакивает из палаты, оставив дверь приоткрытой. Точно в коме был, раз она так шухернулась. Но хорошенько обдумать эту мысль я не успеваю, потому что дверь снова открывается, на этот раз широко и уверенно, и на пороге оказывается смуглая высокая черноволосая красавица в белом халате, накинутом на плечи.

Она шагает ко мне, и её полные сочные губы расплываются в улыбке, а вокруг глаз появляются тонкие лучики. Она наклоняется и целует меня. Ах как сладко целует… Почему только так коротко…

Девушка выпрямляется и, подвинув стул, присаживается рядом с кроватью.

— Ну, как ты? — спрашивает она ласковым голосом и лицо её становится встревоженным и строгим.

— Теперь, когда ты здесь, — пытаюсь улыбнуться я, но пересохшие, слипшиеся губы не слушаются, и я едва могу договорить, — просто отлично. Только вот не пойму… кто ты?

Я хлопаю глазами, и она хлопает глазами, становясь вмиг беззащитной девочкой, не знающей, что делать и говорить.

— Я…

Мне становится смешно и, не сдержавшись, я начинаю смеяться и тут же начинаю кашлять и охаю от боли. Глаза моей посетительницы наполняются ужасом, она вскакивает со стула и в этот момент в палату входит энергичный мужчина в белом халате. У него бородка и усы, как у Чехова, а очки, как у Андропова, на голове белый медицинский колпак, на шее стетоскоп. Давешняя сестричка семенит за ним, заглядывая через плечо.

— Так, а это у нас что? — строго вопрошает доктор глядя на мою смуглянку. — Посещения строго запрещены. Вы кто?

— Доктор, — взволнованно и торопливо говорит она, показывая на меня рукой. — Он… Он память потерял, меня не смог вспомнить… Он…

— Погодите, — хмурится врач.

Ему лет пятьдесят, он крепкий и коренастый, борода почти полностью седая, взгляд твёрдый, стальной.

— Айгюль, — хриплю я, — ну что ты, разве ж тебя забудешь? Конечно помню, я просто тебя разыграл.

Она опять хлопает большими ресницами, пытаясь обработать новые данные.

— Ах ты, — она набирает полные лёгкие воздуха и вдруг заливается смехом. — Ну, Егор, знаешь что…

— Так, девушка… — строго говорит Чехов. — Айгюль. Выйдите, пожалуйста, вам здесь быть никак нельзя. Если хотите, можете подождать у ординаторской, я вам потом объясню положение дел.

— Поросёнок, — качает головой Айгюль. — Разыграл меня. Хорошо, доктор, спасибо. Я вас подожду.

— Значит, с памятью у вас всё хорошо? — спрашивает врач, когда Айгюль выходит из палаты. — Какой сейчас год?

— Две тысячи двадцать третий? — опасливо спрашиваю я.

— А если подумать?

— Ну, если и не девяносто девятый, тогда восьмидесятый. Начало июля, скоро Олимпиада. Сто процентов.

— Ну вот, так-то оно лучше. А звать вас как?

— Брагин Егор Андреевич, — отвечаю я. — Двадцать пятого января тысяча девятьсот шестьдесят третьего.

— Хорошо. Я ваш врач. Краснов Игорь Александрович. Я вас прооперировал. У вас пулевое сквозное проникающее ранение правой половины груди с повреждением лёгкого. На ваше счастье, рёбра, ключица и лопатка целы. И лёгкое едва задето.

Блин, слово в слово, как тогда. Видать от переломных точек в судьбе не уйти, хоть тресни.

— Пневмоторакс? — спрашиваю я.

Он внимательно, чуть прищурившись, смотрит на меня, прежде чем ответить и отрицательно качает головой.

— Нет. Операция прошла хорошо. Мы вас даже не стали в реанимации долго держать. Так что жить будете, но поваляться в больничке придётся.

— Сколько? — хмурюсь я, хотя уже и сам знаю.

— Пока не могу сказать. Но готовьтесь минимально на месяц, потом дома ещё недели четыре и реабилитация.

Год у меня эта рана пустяковая отняла. Ну, в прошлый раз то есть.

— Плохо. Работать же надо. И в ВУЗ поступать…

— Ну что ж поделать. Пуля дура, как известно, а жизнь-то она важнее, как думаете, молодой человек?

— Не знаю, Игорь Александрович, делайте, что хотите, но чтобы завтра я был здоров и готов к выписке. Некогда мне здесь у вас бока пролёживать.

Доктор Краснов округляет глаза.

— Простите, пошутил, — говорю я, морщась от боли.

— Хорошо, конечно, что вы шутите, а не рыдаете. Да-с… Хорошо. Мы поняли, что вы умеете и любите шутить. А теперь, Егор Андреевич, давайте делом займёмся. А дело у нас общее — ваше здоровье. У вас сегодня посетители будут. Я категорически против, ведь вам покой нужен, сон и положительные эмоции. В общем, давайте сразу договоримся, главная наша задача — это ваше скорейшее выздоровление. Поэтому прошу строго и неукоснительно выполнять все рекомендации и назначения врачей. Безо всяких шуток. Договорились?

Мне очень хочется узнать, что же случилось в лесу и как я сюда попал, но спрашивать у врача — идея так себе. Да он, скорее всего, подробностей и не знает.

— Да, — соглашаюсь я. — А кто там ко мне пришёл, что за посетители?

— О-очень важные особы, — усмехается он. Сейчас сами увидите. Если утомитесь, сразу прекращайте все разговоры и закрывайте глаза. Ваши гости предупреждены и отнесутся к этому делу с пониманием.

— А мне точно надо с ними встречаться? — спрашиваю я. — Может, до лучших времён отложить?

Не очень-то мне хотелось бы увидеть Кота или Ферика. Хрен его знает, что там произошло. Нет, ну то, что Кот меня подстрелил, это, пожалуй, ясно. Но он бы вряд ли мне скорую помощь вызвал. Тем не менее, я в больнице. И всё ещё в теле Егора Брагина, судя по всему.

— Боюсь, — разводит руками Краснов, — выбора у вас нет. Так же, как и у меня, впрочем. Ну ладно, не буду вам мешать. Если что-то будет нужно, вот кнопка на тумбочке. Протяните руку и позвоните.

— И кто придёт?

— Дежурная медсестра немедленно к вам придёт, — поясняет Краснов. — Если будут какие-то жалобы…

— Уже есть, — перебиваю я. — Боль довольно сильная.

— В каком месте? — хмурится доктор.

— Да грудь, собственно… Или плечо, а может, спина. Всё болит…

— Ну да, ну да… — задумывается он. — Давайте подождём немного. Если не пройдёт, увеличим дозу обезболивающего.

— А сразу нельзя увеличить? — уточняю я.

— Понаблюдаем, — повторяет он. — Болеть долго будет, не можем же мы вас всё время на сильнодействующих держать. Так что, постарайтесь привыкать. Оленька, помогите Егору, думаю, катетер можно уже убрать.

Катетер? Охренеть! Точно, чувствую шланг… Краснов уходит, а Оленька наклоняется надо мной.

— Оль, послушай, давай я сам, а?

— Что вы, вы не сможете, я помогу. Да вы не стесняйтесь.

Она отбрасывает одеяло.

— Потерпите, сейчас неприятно будет.

— А-а-а!

Твою ж дивизию!

— Ещё немного. Я аккуратненько.

Я сжимаю зубы. На лбу выступает пот…

— Ну, вот и всё. Больно? Нет, неприятно просто,