Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то это уже, кажется, было…
* * *
Время, сначала текущее мучительно медленно, постепенно ускоряется. Больничное безделье становится обыденным и дни начинают пролетать всё быстрее. Процедуры, посещения и дружеские беседы с генералом Скударновым.
Со временем он привыкает к кругу моего общения и моим визитёрам. Де Ниро, он же Злобин, приходивший ещё пару раз, приезжавший Платоныч, Куренков, Айгюль и Ирина — все они оказывают на моего соседа довольно приятное впечатление.
— Хороший ты парень, — говорит он, — но знаешь что, ты с девками бы поаккуратнее. Доведут они тебя до беды. Ты ещё молодой, понимаю, хочется всего и побольше, но лучше уж выбери одну. Нет, я вижу, они у тебя одна другой лучше, но ты, всё-таки, постарайся.
Может, и постараюсь. Для многих из них я лишь интрижка, лёгкое приятное приключение. Ясно, что ни Айгюль, ни Ирина никогда не свяжут со мной свои жизни. Какое там жизни, они даже не допускают, что о нашей связи может кто-то узнать. С Валей у меня и не предвидится ничего. Рыбкина ушла в автономное плаванье, а Лида и Таня тоже не подходят. Ладно, как-нибудь потом подумаю.
Медсестра Оленька полностью теряет ко мне интерес, заметив, как однажды вечером мы с Айгюль выходим из рентген-кабинета. Да, опять рентген, ничего оригинального. Всё уже было на этом свете и нет ничего нового. Зато разговоры, которые ведёт со мной Айгюль вполне можно назвать свежими и оригинальными.
— Тебе нужно оружие? — спрашивает она. — Автоматы, пистолеты, патроны, гранаты.
Ого…
— Откуда?
Впрочем, что за глупый вопрос, и так ясно, откуда. Оттуда, как сказал бы Семён Семёныч Горбунков. Оттуда, где меня чуть не порезали на куски компактной бензопилой. Из Афгана. Оружие мне, конечно, нужно для моего проекта военно-патриотического ЧВК.
Надеюсь, Ирка, поортачится и согласится помочь. Должна, идея ведь хорошая, почти назревшая. Через год-два такие объединения начнут плодиться повсеместно, а мы предвосхитим события. Попытаемся, по крайней мере. Очень попытаемся…
Новости из дома я получаю регулярно. Печёнкин вгрызается в ЛВЗ, хотя вроде пыл поумерил, отчего Куренков немного успокоился. Заместитель Печёнкина Евстратов сейчас под следствием, что в общем-то вполне безопасно. Кого он может сдать — Каховского и бывшего начальника обл УВД Троекурова? Но их карта и так бита. От Каховского наверняка ниточки наверх тянутся, но он же не дурак их обрывать, глядишь и помогут на зоне бывшие бенефициары его служебных преступлений.
В чём заключается интерес к моей персоне со стороны Злобина я пока не понимаю. Он время от времени приходит просто со мной поговорить. То ли присматривается, то ли что-то вынюхивает, не знаю, но общаться с ним мне интересно. Вот и общаемся…
* * *
— Ну что, Егор, — напутствует меня сосед по палате в день выписки. — Прощай. Даст Бог, свидимся когда-нибудь. Хороший ты парень, я бы тебя ординарцем взял, честное слово, если бы тебя признали годным к строевой и с бабами бы ты остепенился. Ты машину-то водишь?
— Вожу, конечно.
— Ну, и всё. Если что, дай мне знать. Но не раньше чем через полгода, сам понимаешь.
Понимаю, конечно, как не понять…
— Ну, и вы Юрий Платоныч, — говорит он, — будьте здоровы. Всего вам доброго.
Большак приехал за мной, поскольку отпускать меня одного весьма рискованно. А он что, врач? Я не понимаю, честно говоря, но Большаку рад.
— Ну, а вы, Даниил Григорьевич, приезжайте к нам, уж мы вас встретим так, что вам обязательно понравится — охота, баня, рыбалка. Природа у нас просто невероятная.
— Жив буду приеду.
На том и расстаёмся. Мы едем в аэропорт, а генерал остаётся один. Ну, это ненадолго, сегодня же нового соседа подселят.
* * *
— А где Трыня? — спрашиваю я у родителей после объятий, слёз, укоров и счастливого смеха.
Раджа часто дышит, почти хрипит и не отходит от меня ни на шаг, выговаривая на своём собачьем языке за длительное отсутствие. Я не Ай-Болит, но хорошо понимаю, всё что он «говорит».
— Ну, прости, прости, Радж, больше не буду тебя оставлять надолго… Так где Андрюха?
— Ну… — мама явно не очень рада этому вопросу. — Он домой уехал…
— Почему? Отец его непутёвый объявился?
— И да, и нет… В общем, там такое дело, в ближайшее время суд будет, и…
— Да что случилось-то? Он натворил что-то?
— Андрей? Нет, он-то ничего не натворил. Отец его… В общем, его хотят прав родительских лишать. Он пьёт, ребёнком не занимается, бьёт. Там разврат и… ну, ты же сам видел, что там.
— Видел, — соглашаюсь я.
— И что, его куда? Нельзя, чтобы он до суда у нас побыл?
— Нет, там правила очень строгие… В общем…
— Его поместили в детский дом, — вступает отец, — в Берёзовском.
— В детский дом? — восклицаю я. — Зачем? Он же и так в интернате живёт.
— Затем, что интернат для тех, у кого есть родители, а если у ребёнка родителей нет, значит его надо поместить под опеку.
Да, это я всё, конечно же, хорошо знаю, да только вот хреново как-то. Нет, правда хреново…
— А ему позвонить-то хоть можно? Или съездить, навестить?
— Можно, хотя это всё очень непросто, особенно сейчас, перед судом.
— А когда суд? — спрашиваю я.
— Вроде, через месяц, — отвечает отец.
— Ну, он хоть звонил оттуда?
— Звонил один раз, — кивает мама. — Голос, конечно, не очень был, но бодрился. Сказал, что ребята нормальные вроде.
Вроде… Вот то-то и оно, что вроде…
— Надо к нему ехать. Сейчас Платоныча попрошу или дядю Гену опять.
— Да подожди ты, герой, — злится отец. — Тебе нельзя никуда ездить, ты и так после вон какой дороги. Надо к врачу скорее показываться да лежать сейчас.
— Пап, у меня уж всё затянулось давно. Ну ты что!
— Да вот то, то самое. Я-то уж знаю, о чём говорю. Опыт имеется… Затянулось у него. Скажи спасибо, что тебя вообще отпустили. И Юрию Платоновичу тоже спасибо… И потом, куда на ночь глядя?
— Какая ночь? День ещё.
— В это время к нему точно не пустит никто. Ложись в постель давай. Ужинай или обедай, не знаю, что это у тебя, и — в горизонтальное положение. Без разговоров, это приказ.
По еде домашней я, естественно, очень соскучился, несмотря на сносную больничную пищу и постоянные гостинцы с деликатесами, но сейчас кусок в горло не лезет, даже мамины голубцы… Блин, надо Трыню вызволять, попал братишка… С адвокатом попробовать перетереть? Я звоню Платонычу и он обещает подумать.
Сплю я плохо — рана беспокоит. Знаю по прошлому разу, болеть зараза долго будет. Главное, половина груди нечувствительна, а под ключицей боль кромешная. Проклятые нервы…
Утром еду в больницу. Звоню на фабрику и директор присылает машину. Можно было бы пройтись, больница находится в пятнадцати минутах, это та самая «двушка», в которой я лежал когда-то с Платонычем, но родители настаивают, чтобы я ехал только на машине. Ладно, не хочу с ними спорить, расстраивать, итак они натерпелись из-за меня.
Хирург внимательно рассматривает мои бумаги, выписки, заключения и снимки.
— Ну что же, Егор, — выдаёт он резюме. — В принципе, картина хорошая, но боли меня настораживают. Расслабляться нам пока рано. Предстоит ещё долгий путь к окончательному выздоровлению. Организм у тебя молодой, сильный, но ему надо помочь. Так что, готовься к длительной реабилитации.
Да знаю я, знаю. Не первый раз эту пулю хватаю. Лучше бы, конечно, на поле боя, чем вот так… Ну, с другой стороны, значит так надо.
Получив рецепты и кучу наставлений, выхожу из больницы и снова сажусь в машину. Если честно, чувствую себя хреново после перелёта. Всё болит, голова кружится, даже, кажется, что есть небольшая температура, хотя врач ничего не намерил.
Ладно, поговорю сейчас с Большаком про Трыню, а потом поеду к Новицкой, наводить мосты любви и дружбы. Машину я пока отпускаю и говорю водителю, когда снова приехать. Медленно и спокойно двигаюсь к дому.
На лавке у подъезда сидят двое парней лет двадцати пяти. Спортивные, на блатных не похожи. Чего здесь делают, непонятно, но ладно. Не буду же я с ними сейчас бодаться. Мне бы в коечку, полежать немного.
— Э, слышь, — явно ко мне обращается один из них.
Блин, у меня что, на лбу написано, что я приключений ищу?
— Извини, земляк, не могу сейчас с тобой говорить, — бросаю я и шагаю дальше.
— Слышь, Бро, это ведь