Танковый батальон с десантниками занял исходные позиции еще до рассвета. Батарея тяжелых самоходно-артиллерийских установок СУ-152, три машины с массивными рубками и шестидюймовыми орудиями стояли поодаль.

Самоходкам с их мощным вооружением предстояло поддерживать атаку танкового батальона. Командир СУ-152 с бортовым номером «04» младший лейтенант Чистяков был закреплен за первой танковой ротой, вторая машина – за второй, а командир батареи капитан Пантелеев находился в распоряжении комбата танкового батальона.

По-разному вели себя люди в этот последний час перед атакой. Танкисты и самоходчики, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, копошились в своих машинах, проверяли механизмы, натяжение гусениц, протирали снаряды.

Десантники, которым предстояло наступать на броне, хорошо знали на третьем году войны процент боевых потерь во время танковой атаки. Он был очень велик. На бронетехнику обрушивался наиболее интенсивный огонь.

Пехотинцам, сидящим на танках, укрыться было негде. Покидать машины до определенного сигнала категорически запрещалось, а когда десант получал такой сигнал или, не выдержав, спрыгивал по своей инициативе, то непременно попадал под артиллерийский и пулеметный обстрел. Поэтому настрой десантников был мрачным. Они молча курили, изредка перебрасываясь отдельными фразами.

Капитан первой танковой роты Сенченко, напротив, был излишне возбужден. Он теребил подчиненных, что-то проверял, а сейчас в очередной раз подошел к самоходке Чистякова.

– Ты, Саня, поближе держись. Сам знаешь, какая у фрицев артиллерия. Да еще эти чертовы доты.

– Не бойся, не отстану.

– Бойся – не бойся, а драка будет знатная.

Оба лейтенанта, старший и младший, были чем-то похожи друг на друга, и даже волосы у обоих были светлыми. Только у Сани Чистякова белокурые, коротко стриженные, а у старшего лейтенанта Петра Сенченко торчал из-под танкошлема соломенный бело-рыжий чуб.

– Курнем еще по одной? – предложил ротный.

– Курнем, – без особой охоты согласился Саня.

Ночью он почти не спал, а во рту горчило от бесчисленного количества выкуренных цигарок и папирос. Завтрак, пшенку с мясом, разносили полчаса назад. Десантникам наливали по сто граммов с прицепом. Кое-кто закусывал, но большинство отказывались, следуя давней солдатской мудрости – идти в бой с пустым брюхом.

Танкисты и самоходчики не пили. Водка притупляла реакцию, уменьшая и без того невеликие шансы выжить в бою. Саня невольно зевнул. Не потому что хотелось спать, просто нервы не выдерживали напряжения самых тяжелых минут перед атакой.

Началась артподготовка. Не сказать, чтобы слишком мощная – бои на Курской дуге шли уже вторую неделю. Их масштаб и ожесточенность, пожалуй, превосходили даже Сталинград. Под раскаленным июльским солнцем столкнулись в гигантской схватке сразу несколько армий и с той, и с другой стороны.

Люди, напряженно ждавшие сигнала к атаке, оставались до этого дня в резерве. Сегодня наступил их черед. Позади равномерно ухали гаубицы, вели огонь тяжелые минометы. Отступающие сумерки осветили десятки огненных стрел. Заработали «катюши», и вой летящих реактивных снарядов перекрыл на несколько минут все остальные звуки.

Пронеслись тройками десятка полтора штурмовиков Ил-2 в сопровождении истребителей. Впереди взрывались авиабомбы, затем ракеты, а когда штурмовики на третьем заходе открыли огонь из авиапушек и пулеметов, в небо взвились зеленые ракеты – сигнал атаки.

Тронулись танки с десантом. Механик-водитель самоходки Чистякова старший сержант Лученок не торопился, двигатель работал на холостых оборотах. Он ждал, когда «тридцатьчетверки» наберут ход, а еще наблюдал за машиной капитана Пантелеева, которая стояла на месте рядом с Т-34 командира танкового батальона.

Тимофей Лученок был по возрасту старше всех в экипаже Чистякова. За последние месяцы, пока лечился в госпитале под Челябинском, комплектовался самоходно-артиллерийский полк, а затем находились в резерве, старший сержант успел отвыкнуть от войны. Что такое танковая атака и чем она обычно кончается, он знал как никто в экипаже.

Начал воевать еще в декабре сорок первого, на легком Т-26, затем на «тридцатьчетверке», дважды успевал выпрыгнуть из горевших машин. Накопил немалый опыт и одновременно заряд раздражения. Никогда не ожидал на гражданке, что в танковых сражениях несут такие потери, горят заживо, а слова о том, как «летели наземь самураи под напором стали и огня», казались не очень умной насмешкой. Может, самураи и летели, но горят знаменитые «тридцатьчетверки» хорошо и напора пока не получается.

– Двигай помалу, – скомандовал Чистяков. – Чего ждешь?

– Успеем… Вон, Пантелеев пока на месте стоит и танковый комбат тоже.

– Будем ждать, пока нас в задницу не подтолкнут?

Механик скрежетнул рычагами, самоходка тронулась с места. Штурмовики впереди продолжали обстреливать немецкие позиции. С земли, навстречу им, тянулись трассы зенитных 20-миллиметровок и крупнокалиберных пулеметов. «Тридцатьчетверки» увеличили ход. Лязгание множества гусениц сливалось с ревом моторов, заполняя все вокруг сплошным грохотом.

– Рвутся, как голые на бабу, – бурчал Лученок. – Мы же их не догоним.

Наводчик Коля Серов вытирал с лица пот, вглядываясь вперед. Уже рассветало. Виднелась бугристая степь с островками кустарника и кучками деревьев. Заряжающий Вася Манихин напряженно замер. На чумазом лице сверкали белки глаз. Над головами пронеслись в обратную сторону штурмовики и сопровождающие их истребители.

– Отбомбились, отстрелялись за пять минут. Все, победили фрицев. Можно водку пить.

Бурчание механика все больше раздражало Чистякова, но он смолчал. Лученок был опытным специалистом, да и по отзывам тех, кто его знал, в бою держался уверенно. Затрещала рация. Саню вызывал командир батареи Пантелеев:

– Все в порядке?

– Пока да, – отозвался младший лейтенант. – Фрицы, кажись, огонь открыли.

– Удачи. От коробочек не отставай.

Рация замолчала. Десять танков впереди, пока еще полная рота, на быстром ходу описывали зигзаги, уходя от первых, выпущенных издалека, снарядов. Может, передовые позиции раздолбили? Врезали по ним хорошо.

– Есть один, – негромко проговорил наводчик Коля Серов.

Впереди колыхались языки огня. Через несколько минут прошли мимо горевшей «тридцатьчетверки». Башенные люки были открыты. В сторонке сидели двое танкистов и наблюдали, как огонь все сильнее охватывает машину. Со стороны могло показаться странным. Сидят двое, как зрители, и ждут, когда взорвется танк с двумя другими ребятами из экипажа. Боятся к машине подойти?