— Все в стратолет!

Приказное эхо загуляло рикошетом по казарме, потом громкоговоритель бодро задудел горном. Тревога! Под потолком разгорелись квадраты светопанелей — красных, зеленых, голубых, оранжевых, — разноцветными кусками выхватывая обширный зал. Оперативники, шлепая босыми ногами, убирали откидные верхние ложа, задвигали в стену нижние. И гадали: учебная тревога или боевая? Взаправдашний вылет или так, «в целях повышения боевого мастерства»?

Капитан Глеб Петрович Жилин скомандовал себе «подъем!», спрыгнул и мигом натянул мягкий комбинезон. Оглядел ребят. Самые проворные уже обулись и бежали за оружием, развешанным на стенах, а кое-кто только комбез надел. «Будут тянуть до последнего, — подумал Глеб ворчливо. — Бегай потом за ними…» Ворчал он, впрочем, по привычке, боясь перехвалить. Нормативы всякие не для его «чудо-богатырей». Даром, что ли, жилинскую опергруппу признали лучшей в Патруле? Вон как мелькают— не угонишься… «Как учили!»

Жилин повключал магнитные застежки на сапогах, притопнул, проверяя, ладно ли, и выбежал из воинского модуля на широкий утоптанный двор. Посреди двора, присев на восемь полусогнутых опор, возжигал бортовые огни стратоплан Ил-1066 «Слейпнир»[1], прозванный ласково Кабачком— был «ильюшин» пузатеньким, кругленьким, нехищным.

Шел пятый час утра. Серое небо за Инкерманскими высотами подернулось розовым. Севастополь еще спал, но сизые корабли на Северном рейде уже поквакивали сиренами и разносили над водой неразборчивые мегафонные команды. Пахло чабрецом, полынью и водорослями. Сводным хором трещали цикады.

Жилин заскочил в туалетный блок, ополоснул лицо ледяной водой, пробудился окончательно и понесся к трапу. Оружия с собой он не брал — привык уже, что Сегундо сам обо всем позаботится.

Минуты не прошло, а все уже были на борту — сто двадцать молодцев, «большая сотня» по-старому, опергруппа в полном составе. Жилин топал на свое место, в который раз чувствуя себя учителем, входящим в класс. Для школьника учитель — божество, всеведущее и всемогущее, и надо быть в ладу с детскими представлениями. Постоянно. Никогда не срываясь, не обманывая ожиданий. А в Патрульной службе еще похлеще, чем в школе. Оперативники, десантники, летуны, мариманы — они ж не просто сослуживцы, не друзья даже — побратимы, как когда-то в достославные времена викингов и варягов. Массовые армии выветрили былой дружинный дух, теперь он снова в силе. А и то сказать, нынче во всем Патруле бойцов столько наберется, сколько допрежь в хорошей дивизии числилось. Зато уж эти — самые отборные, любой опер прежней роты стоит. А Жилин — командир. Вождь. Хевдинг. Первый среди равных. Самый-самый-самый. Трудно казаться богом…

Из грузового отсека вынырнул Сегундо — черный робот о двух коленчатых ногах, похожий на огромного кузнечика в трауре. Протягивая Жилину пояс с кобурой, с ножнами, с карманом-аптечкой, кибер сказал монотонным голосом:

— В пистолет-парализатор и в электрорезак я вставил новые батарейки, в аптечке заменил просроченную ампулу биоблокады.

— Молодец, — рассеянно похвалил Жилин.

— Рад стараться, — по-прежнему монотонно ответил робот, удаляясь в грузовой отсек. Сзади кто-то хихикнул.

— Внимание! — послышался голос пилота. — Приготовиться!

Стратолет дрогнул, заревел, загрохотал, затрясся. Оторвался от земли, поджимая восемь суставчатых лап. Двор за иллюминатором качнулся и поплыл вбок. Привалило тяжести. Северная сторона растекалась все шире, форты, дома, корабли в бухтах меньшали, но их становилось все больше и больше. Показалось море, похожее в рассветных сумерках на стиральную доску. Скоро Севастополь почти полностью уместился в круге иллюминатора — двухмиллионный город-порт, раскинувший кварталы от Качи до Балаклавы. Потом все видимое расплылось в померклой стратосферной синеве, белые облачка вспушились далеко внизу, а с востока засветило солнце.

— Куда летим, командир? — спросил Аскольд Разумов по назвищу Лунат.

— Понятия не имею… — пробурчал Жилин. Его злило, что генерал до сих пор не объяснил задание. Ну хоть намекнул бы!

— На й-у-юг летим… — зевнул Олег Бурляев, прозванный Буром. — Тебе этого мало?

— На юг к пингвинам? — попытался уточнить Лунат. — Или на юг к крокодилам? Чуешь разницу, Зоркий Сокол?

— Сам такой… А тебе что, не все равно, куда удочку закидывать?

Пассажирский отсек грохнул— об увлечении Аскольда рыбалкой ходили легенды и складывались анекдоты. Жилин позволил себе улыбнуться — не все ж время каменеть, корча из себя идола на кургане…

— Капитан Жилин!

— Я!

С потолка отсека опустился визор на подвеске, развернулся экраном к Глебу и показал лицо генерал-лейтенанта Нелидова, гордое, резкое лицо — крепкие скулы, прямой нос, прозрачные глаза. На погонах с черно-золотым зигзагом тускло переливались по три звездочки треугольничком.

— Стандартная блок-ситуация, капитан, — начал генерал. — Блокада и зачистка. Слева по ходу от Нгоронгоро стоит деревня Лоолмаласин, там засели пурпурные, числом до тысячи, и с ними сам Локи. Этого брать мертвым…

Изображение на экране сменилось — появилась стереофотография какого-то гоблина, анфас и в профиль. Ростом с мальчика, огромный лысый череп, ручки-ножки хиленькие, но пальцы и ступни очень длинные. На плоском лице выделялись глаза — продолговатые, узкие, и зрачки, как у змеи, — прорезью. Локи. Основатель и бессменный глава «Пурпурной Лиги», вождь неработающего класса, психократ, подчиняющий чужое сознание. Сверхчеловек, сверхмыслитель, сверхэмоционал, сверхмерзавец. Андроид, потугами дурных евгеников запущенный в существование в секретном «ящике» и взявший себе имя зловредного и пакостного божка.

В конце 60-х, когда нанотехнология стала неотличима от магии, когда универсальные репликаторы, словно тяжеловесные волшебные палочки, превращали мусор в «продукты» и в «промтовары», пошло время Изобилия с большой буквы и — гигантских социальных потрясений. Люди ж иначе не могут…

Подавляющее большинство активного населения выводилось из производственных процессов. Труд вообще переставал быть «общественной необходимостью», и людей обратно потянуло делиться на классы — на работников и неработающих. Локи, наверное, самым первым занялся серфингом на мутной волне конфликта между получавшими зарплату и теми, кому доставался «гарантированный минимум благ». Локи много говорил о «технологической контрреволюции», призывал сдерживать технический прогресс и указывал верный путь— к «медленной цивилизации». Его болтовне вняли. Оказали поддержку. Газеты захлебывались эксклюзивом, на все лады расписывая, сколько Локи зомбировал народу, всех подряд обращая в «вершителей»-слуг и в бойцов-«исполнителей». И разгулялся «пурпурный террор»… Громились лаборатории, изничтожались ученые, а зоны объектов научных групп кое-где порой превращались в зоны боевых действий. Проекты «Большая шахта», «Кристалл-2», «Марс» пихали цивилизацию под микитки, смыкали настоящее с будущим. Локи пытался рассечь эти смычки. На неделе пурпуры атаковали систему микропогодных установок в Восточной Африке, выстроенную по проекту «Аква». По человечьему хотению, по велению синоптиков, система проливала дождь или разгоняла тучи. Короче, хоронила в памяти значения слов «засуха» или «паводок». Локи же «Аква» поперек горла встала. Исполнители успели подорвать две башни микропогодников — в Мбалагети и Олала — и стянулись в Лоолмаласин, где строилась синоптическая база-лаборатория. Требовалось изолировать зону ЧП, подобрать усыпленных пурпуров, пока их гиены не учуяли, и перебросить к передвижным селекстанциям на предмет фильтрации. По законам военного времени к «исполнителям-вершителям» применят глубокое ментоскопирование в добровольно-принудительном порядке и точно вызнают меру ответственности и вид наказания. Кто-то отделается операцией на сознании и курсом «позитивной реморализации», кому-то вживят мозговой датчик и приговорят к постоянному психологическому надзору с активным воздействием на психику. А кому-то светит и решетчатая трансформация индивида по классу «А», то есть полная замена личности. «А ты не воруй!» И не причиняй смерти.