Телевизор в большой комнате, или в зале, как торжественно величала ее мама, был включен на полную мощность, разнося хорошо поставленный голос дикторши из программы «Время» по всем закоулкам дома. Впрочем, как всегда — мама была глуховата на ухо. Что ж, надо терпеть. Не ее, конечно, а громкую передачу, потому что это — святое дело. Каждый вечер, хоть «небо разверзнись», как говорит старшая сестра Наталья, телевизор, как по расписанию, начинает «орать» о происшествиях… И ладно бы стоящие новости были. Так, общая говорильня об одном и том же, переливание из пустого в порожнее. Нет, ничего страшного, конечно, в этом нет, полчаса перетерпеть можно… Тем более уже в привычку вошло — плаваешь и плаваешь в этом потоке надоедливых фраз, не имеющих к ее малолетней девчачьей жизни никакого, собственно, отношения. Какая уж тут биология с географией, когда над ухом вьется громкое многословие-тарабарщина…

Тяжело вздохнув, Надя подняла голову от учебника, состроила себе смешную радостно-торжественную гримасу, зашевелила в такт дикторскому голосу губами — «…и в эти последние дни уходящего тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года партия и правительство подводят итоги первых широкомасштабных реформ во всех сферах жизни советского общества, провозглашающих политику гласности и перестройки в духе демократического социализма…».

— Надька, перестань кривляться! Я все вижу! Давай лучше уроки учи! — сердито прикрикнула мама, прогнувшись спиной на стуле и заглядывая в проем смежной с залой комнаты.

— Мам… И впрямь, сделай потише, уж очень орет… — подала голос Наталья, зевнув во весь рот. — Чего там особенного слушать-то, каждый божий день одно и то же…

— Может, тебе и нечего! А я обязана быть в курсе всех событий, у меня должность такая! Понимать должна, не маленькая! Орет ей, видите ли…

Но руку все же к телевизору протянула, сердито защелкала рычажком громкости, снизив звук до минимума. Даже слышно стало, как позвякивает ложка в Натальиной чашке с чаем, как шелестит по оконному стеклу сухой снежной поземкой декабрьский вьюжный ветер.

— Подумаешь, должность — парторг на швейной фабрике… — тихо проворчала Наталья, отхлебывая чай. — Нашим теткам на конвейерной линии только и есть дел, что гласность в духе перестройки обсуждать…

— Ай-ай… Ишь, как заговорила, посмотрите-ка на нее! — беззлобно усмехнулась мама. — Да если б не я, как бы ты в начальники цеха в свои двадцать семь лет вылезла? Сидишь себе в конторке, в тепле, отчеты строчишь… Люди вон годами такую должность добывают, а тут раз — и в дамки! Ох, и наглющая ты у меня девка, Натаха, как посмотрю…

— При чем тут моя должность и перестройка с гласностью? В одну-то кучу все не вали!

— Ладно, не заводись. А то я не знаю, как ты умеешь, с пол-оборота…

— Так первая начинаешь! Сама бы хоть понимала чего! Выучила нужные слова и толкаешь их на собраниях, как лозунги, — да здравствует гласность и перестройка! Вдумалась бы, что за этим стоит…

— Ну? И что такое страшное там стоит? Смерть с косой?

— Да ну тебя, мам… Вот как с тобой серьезно разговаривать? Ты ж непроходимая, как лесная чащоба!

Надя в своей комнатушке уже со страхом вслушивалась в их диалог, улавливая в сестрином голосе нарастающие истерические нотки. Наташа в спорах бывала гневлива и раздражительна, заводилась буквально с пол-оборота — мама сейчас правильно сказала. А соседка, добрейшая Полина Марковна, однажды по поводу этого вердикт вынесла: мол, замуж Натаху надо спровадить, и все как рукой снимет… Мама же вполне резонно возразила: легко сказать! Можно подумать, по их жалкому поселку при швейной фабрике каждый день кавалерийские полки гарцуют и томящихся свободой девиц высматривают!

— Вот скажи, ты помнишь, как третьего дня к нам лектор из области приезжал?

— Помню, конечно… — задумчиво вздохнула мама, с опаской глядя на старшую дочь. — Умный такой парнишка… Женатый только, двое детей…

— Да при чем тут двое детей! Я ж не об этом… Помнишь, как он на последний автобус опоздал и его к нашим девкам в общежитие на ночь определили?

— И что? — напряженно разогнула спину мама.

— А ничего! То есть в том смысле, каком ты сейчас подумала, — как раз и ничего… Нет, девки-то по-своему расстарались, конечно. И стол накрыли, и подпоили, а толку — ноль…

— Ну и замечательно! Значит, порядочный парень попался!

— Да я не к тому! Вот всегда у тебя голова в одном направлении работает! Везде только аморалку видишь!

— Но ты ж сама начала про этого парня…

— Ладно, неважно. То есть не в этом суть. В общем, подпоили, он за столом язык-то и развязал… Развыступался, только шум стоял! По пьяной лавочке все рассказал, что умные люди с изнанки этой перестройки да гласности углядели!

— И что там такого, интересно?

— А то, чего ни в какой программе «Время» никогда не расскажут. Например, что скоро нам всем неминуемый трындец придет… И партии твоей тоже полная хана будет. Останешься без работы в свои предпенсионные пятьдесят…

— Ой, да типун тебе на язык, Наташка! И как он у тебя на такую антисоветчину поворачивается! Как это — без партии? Думай, что говоришь! Смотри, не брякни где-нибудь, а то неприятностей не оберешься! Еще и при сестре! Надька, не слушай, уроки учи!

— Да я учу, учу, мам…

— Ну, все, понесло… — раздраженно отмахнулась Наталья. — Разве можно с тобой вообще о чем-то нормальном поговорить…

— А не надо со мной ни о чем таком говорить! Вот погоди, я еще разберусь с этим лектором, сообщу куда следует!

— Только попробуй! Вообще из дому уйду!

— И куда это, интересно знать? Кто и где тебя ждет, кроме матери? Да если б кто был, сама бы с удовольствием спровадила…

В комнате застыла предгрозовая тишина. Надя втянула голову в плечи, ожидая Натальиной взрывной отповеди. Может, еще хуже будет. В прошлый раз, например, в пылу подобного разговора сестрица тарелку с супом на пол опрокинула и тут же успокоилась, через десять минут пол подтерла и мирно села с мамой чай пить. А еще Наташа действительно может подскочить и убежать с плачем, сильно хлопнув дверью. И тогда мама будет плакать, ждать ее до ночи, в окна выглядывать…

— Ладно, чего мы… Обе, как ненормальные. На пустом месте ссору затеяли… — заискивающе произнесла мама, вставая из-за стола. — Пойду-ка лучше чайник подогрею. Совсем остыл… Ой, у меня же в сумке коробка конфет, клюква в сахаре, совсем забыла! Нынче по блату в буфете давали! Сейчас принесу…

Младшая выдохнула — на сей раз пронесло вроде. Молодец мама, вовремя собралась-одумалась. А клюква в сахаре — это хорошо. Исключительно вкусно!

— Надька, иди чай с конфетами пить! — позвала Наташа из комнаты довольно миролюбиво. — Потом уроки доделаешь!