Феликс Петрович Эльдемуров

Птичка на тонкой ветке

Если маленькая птичка вспорхнула на тонкую ветку, ветка под ней раскачивается и трепещет. Однако птице нипочём, что у неё такая ненадёжная опора, так как её безопасность совершенно не зависит от прочности ветки. Она всецело доверяет своим крыльям. Ветка может ходить ходуном и даже надломиться, но это не волнует птицу: она полагается только на крылья и вольна в любой момент взмахнуть ими и улететь прочь. У нас куда меньше бесстрашия и доверия к себе, чем у маленькой птички, сидящей на тонкой ветке.

Шри Сатья Саи Баба, "Летние ливни в Бриндаване", глава 9 — "Путь бхакти"[1].

Книга I

Часть I — СТРАНСТВУЮЩИЙ ЛЕС

Глава 1 — Рассказывает Тинч ДАурадЕс[2]*

И приказал Владыка Реки, дабы пришел Теноч к отцу своему Ворону, чтобы узнать, куда вести мир свой и где поставить город народу своему…

Из ацтекской легенды

— Совсем ты, гляжу, заработался, дружище! — сказал он мне сочувственно. — Сходил бы по воду, что ли.

— Да-да, конечно… За водой? — откликнулся я, не в силах оторваться от рукописи.

— Нет, не ЗА ВОДОЙ, а ПО ВОДУ, — строго поправил он. — За водою пойдёшь — не вернёшься…

"Байки у костра"

1

Всё началось с того, что я оказался на том берегу, где…

Нет.

Всё началось с того, что Хэбруд дал мне поручение…

Нет…

Да!

История эта началась совсем буднично. Как пишут в книжках, "ничто не предвещало…"

Или предвещало?

…Как раз перед тем, решающим разговором, ночью мне привиделся сон, смысл которого я понял лишь несколько дней спустя…

Я видел пылавшее в звездном небе огромное радужное Колесо. По виду оно напоминало штурвальное. Разбрасывая разноцветные брызги огней, Колесо, со всеми своими спицами, медленно вращалось перед моим взором, и странная, величественная и грозная музыка, сопровождаемая хором, сопровождала все его движения. Потом оно начало как бы заваливаться прочь и встало горизонтально, а из его центра, откуда исходили языки и струи пламени, образовался сине-зеленого цвета, полупрозрачный и блестящий каменный кубок, с одной стороны которого были вырезаны прямой крест с распятой на нем розой, а с другой — птица, что, расправляя крылья, взлетает с тонкой ветки…

И еще: сквозь всю эту картину то и дело проносились какие-то бестелесные, огненно отсвечивавшие всадники, а со всех сторон к Колесу протягивались когтистые лапы крадущихся чудовищ с песьими и кошачьими головами, и лязгали клыки, и плескали драконьи крылья, и всё это вместе вращалось и свивалось в огненные спирали вместе с ним…

Надо бы зарисовать это зрелище, как проснусь, подумал в ту минуту я, однако наутро, мгновенно и привычно вспомнив о насущных заботах и хлопотах, совершенно забыл свой вещий сон…

А потом со мною произошло следующее.

…Мой рабочий день начался как водится, обычно. Я поработал над олеографиями и отправился вычитывать гранки "Бугденского вестника". Один из рабочих принёс записку, прибавив, что меня вызывает к себе "сам Главный". Текст этой записки он, конечно, прочёл по дороге (вот одна из неприятных сторон всеобщего образования!).

Хэбруд при встрече мешкать не стал и сразу приступил к делу.

— Видишь ли, Тинч, — начал он, поглядев на меня сквозь очки.

Очки он стал носить недавно. Увы, такова планида художника, который всю жизнь проводит со свинцовыми красками… Но странный он был сегодня. Казалось, чего-то недоговаривал…

— Видишь ли, Тинчи…

"Ну, что тебе ещё?" — мне не терпелось вернуться в типографию, ещё раз проглядеть свои рисунки, оттиснутые на бумаге. Нет ли потёков? Рабочие подчас излишне расходуют краску…

— Видишь ли, Тинчес. Тебе известно, что "Вестник" расходится замечательно и мы с Моуллсом хотим увеличить объём журнала, но все наши корреспонденты по горло загружены работой. Нужны материалы. К примеру, скоро десятилетие окончания войны…

— Я художник, а не писака.

— Я тоже художник, а не писака. Тем не менее, пишу.

Я промолчал.

— Необходимо множество новых тем. Мы, например, ещё ничего не писали о реформах Каррадена и "тагркосском экономическом чуде".

— А я тут с какого боку?

— Здесь всё достаточно просто. Главный принцип: человек не должен пребывать в бездельи. Нет дома? Вот инструмент и материал, строй себе дом. Нет работы? Найдём, и чиновник обязан помочь. Плохо с деньгами? А каков у тебя доход? Меньше положенного по закону? Приплатим.

Я молчал. Уж что меня сейчас в жизни интересовало меньше всего, так это экономические реформы. Ну, сидят эти знающие ребята у себя в столице, понемногу справляются с делом. Заняться бы и мне своим…

— За прошедшие десять лет в государстве не осталось ни одного бездомного или безработного! Государство берёт на себя главные трудности…

— Но я совершенно не разбираюсь в этих твоих экономиках!

— Ладно. Тогда другая тема. Журнал читают многие, в том числе женщины. Напиши о том, что женщина, растящая ребёнка, отныне приравнивается к работнику государственной службы, и ей положена соответствующая оплата труда. Напиши, что создание новой семьи приветствуется государством, а если кто бездетен — государство оплачивает воспитание и уход за ребёнком, взятым из детского дома… Напиши, что…

— Хэбруд! Ты отлично знаешь, что лично у меня семьи нет. Женщина, что растит моего ребёнка, находится далеко, и не желает мне его показывать. Моя возлюбленная Айхо давно вышла замуж за другого. Как я могу писать о том, чего не испытал?

— Ах, Тинчи, Тинчи. Знаете, ВЫ…

Я терпеть не могу, когда Хэбруд называет меня на "вы". Мы знакомы более десяти лет, с тех пор, когда я, ещё пятнадцатилетним мальчишкой впервые попал в "братство художников".

— Ну, "мы"! — не выдержал я.

— Знаете, вы… — он ещё потянул эту паузу, наслаждаясь моей реакцией. — Вы… как я понимаю, в принципе, не против что-либо написать? Несмотря на то, что ты, как и я — не писака, а художник?

Тут он меня поймал! О великий Хэбри!..

— И совершенно нечего так упрямиться! — продолжал он. — Не бойся, я не хочу загрузить тебя написанием материала о паровых двигателях или реформах в области образования.

И замолчал, глядя сквозь очки. В стеклах очков его глаза казались огромными и безжизненными как у гигантского спрута.

Ладно уж, добивай…

— Есть одно дело. Есть интереснейшая тема, подступиться к