Я без толку торчал в своей конторе с девяти утра. На улицах,испепеленных зноем, почти не было никакого движения. Когда в Монктон-Ситинаступает июль, никто в полдень не выходит из дома. Это я понимал, а потому никогоне ждал и занимался тем, что перебирал в уме все знакомые мне уютные ипрохладные бары. Но тут вошла мисс Флоренс Дигби. Как всегда, она была одета сиголочки и выглядела прекрасно. Адова жара на секретаршу совершенно недействовала.

— Вам звонит вахтер снизу, мистер Престон, —сказала девушка. — Там какой-то тип вас спрашивает. Только не похож он нанаших обычных клиентов, и потому вахтер просил сначала проконсультироваться свами, прежде чем разрешить ему пройти.

От одной мысли, что придется браться за дело, испортилосьнастроение.

— Что за тип? Чего хочет?

— Ничего не объясняет. Заявляет, ему известно, что вычастный детектив, и хочет видеть вас по личному вопросу. Ни с кем иным нежелает разговаривать. Он, видите ли, из этих, из мексиканцев…

У мисс Дигби бабушка была из Техаса, а техасские аборигенывоображают, будто они все еще находятся в состоянии войны с Мексикой.

— А имя-то у него есть?

— Моралес. Судя по описанию вахтера, смахивает набродягу. Вот так оно и бывает в моем чертовом бизнесе. Как раз тогда, когдадуша горит в предвкушении хорошего обеда, надо принимать какого-томексиканского бродягу, который жаждет рассказать всю свою биографию. Какое-товремя я колебался: не послать ли его ко всем чертям? По лицу мисс Дигби можнобыло догадаться: она точно такого же мнения.

— Хорошо, давайте посмотрим, что он собой представляет!Секретарша заметно удивилась.

— Вы с ним будете говорить?

Я принял вид оскорбленной добродетели.

— Ну конечно! Ведь мне же не довелось сражаться смексиканцами у форта Аламо, мисс Дигби!

Секретарша презрительно фыркнула и удалилась. Я попался всобственную ловушку. Ради удовольствия доказать мисс Дигби, что она ошибалась,мне не оставалось ничего иного, как принять клиента. Спустя несколько минутсекретарша открыла дверь.

— Мистер Моралес!

Мне сразу стала ясна осторожность вахтера. Моралес оказалсячеловеком невысокого роста с дотемна загорелой кожей; на голове — копна черныхволос, усы киношного злодея. На вид ему было за пятьдесят. У глаз обозначилисьглубокие куриные лапки — следствие привычки часто прищуриваться под жгучиммексиканским солнцем. Посетитель был одет в выцветшие штаны цвета хаки и старуюбелую куртку, на которой висела одна-единственная, грозящая оторватьсяпуговица; Моралес примотал ее ниткой. Узловатые пальцы лихорадочно перебираликрай соломенной, невероятно древней шляпы.

— Здравствуйте, мистер Моралес! Входите, прошу вас,присаживайтесь, пожалуйста!

Моралес смущенно улыбнулся, затем осторожно сделал шагвперед, что позволило мисс Флоренс Дигби сильно, с грохотом захлопнуть за собойдверь. Моралес вздрогнул, но, убедившись, что секретарша осталась за дверью,облегченно вздохнул.

— Сеньор Простои? Голос был приятный.

— Он самый. Прошу вас, присаживайтесь!

На этот раз Моралес повиновался; одной ягодицей он примостилсяна краешке кресла, предназначенного для клиентов. Мексиканец явно чувствовалсебя стесненно, и мне казалось, что он вот-вот вскочит и ринется к двери.

— Жарковато, не правда ли? — сказал я, желаяразрядить обстановку.

Моралес с несчастным видом согласно кивнул головой. Затем онзапустил руку во внутренний карман пропыленной куртки, достал пакет изоберточной бумаги, положил его передо мной и постучал по нему указательнымпальцем, словно хотел придать больше веса своим словам.

— Сто долларов. Вы найдете Хуаниту. Да?

— Подождите, мистер Моралес! Не так быстро. Кто такаяХуанита?

— Кто? Это моя Хуанита. Моя маленькая, — произнесон, стуча себе кулаком в грудь.

— А! Ваша дочь?

— Си.[1] Моя дочь. Вы мне ее найдете, сеньор?

— Возможно. Но сначала я должен задать вам нескольковопросов.

Из ящика стола я вынул новенький блокнот и шариковую ручку.Моралес с одобрительным видом следил за моими действиями. Он явно решил, чтодело теперь принимает официальный оборот. Почти как в канцелярии. Его мыслинетрудно было угадать. Раз человек сидит за письменным столом, он должен делатьзаписи в блокноте.

— Сначала скажите, как вас зовут?

— Рамон Эстебан Моралес.

Я записал. Чтобы узнать, какое дело привело ко мне этогоРамона Эстебана, лучшим методом было задавать ему вопросы.

— Откуда вы?

Судя по всему, он меня не понял.

— Где вы живете?

— А! Пунта Фелипе. Около Сан-Франциско.

Не могу претендовать на знакомство со всеми местечкаминашего штата, но готов поклясться, никогда не доводилось и слышать о чем-нибудьподобном поблизости от Сан-Франциско. Это название было мне незнакомо.

— Пунта Фелипе, — медленно повторил я, записываяназвание. — Что-то мне это ничего не говорит, мистер Моралес. По какойдороге туда ехать, если из Сан-Франциско?

Мексиканец явно был в недоумении.

— По какой дороге? Но из Сан-Франциско есть только однадорога, она ведет к океану. А моя деревня в тридцати километрах.

— Одна дорога и ведет к океану? Да вы что — смеетесьнадо мной?

— Но, сеньор…

Сидя на краешке кресла, Моралес смотрел на меня сразнесчастным видом. Он готов был стоять на своем. Пальцем я показал ему накрупномасштабную карту, висящую на стене кабинета.

— Мистер Моралес, покажите, пожалуйста, на карте, гденаходится эта ваша Пунта Фелипе.

Горя желанием помочь, мексиканец резво вскочил и устремилсяк карте, внимательно изучил ее, прищелкнул языком и покачал головой.

— Не знаю, — сказал он в растерянности. — Наэтой карте слишком много названий. Я не могу найти свою деревню.

— Если она рядом с Сан-Франциско, то это не составляеттруда. На карте представлены населенные пункты с числом жителей более стачеловек. Все города и деревни штата Калифорния.

Мексиканец покачал головой, в мозгу его, очевидно, шлагигантская работа. Наконец он торжествующе улыбнулся.