– Дух покойного Роберта Фишера, – прошептала мать Марии за стенкой. – Я призываю тебя занять место за этим столом. Призываю от имени твоей любимой жены, которую ты оставил много лет назад.

В примыкавшей к материнской спальне гардеробной, которую правильнее было бы назвать кладовкой, было жарко и душно, пахло висевшими в ней затхлыми, старыми меховыми шубами. Войти в эту то ли кладовку, то ли большой шкаф можно было только из материнской спальни, а задняя стенка кладовки выходила в гостиную, и в ней, прямо над плинтусом, имелось вентиляционное отверстие, сквозь которое можно было следить за тем, что делается в гостиной. Эта кладовка, кстати, служила спальней для сидевшей здесь Марии, которая, поёрзав немного на своём брошенном прямо на пол матрасе, откинула упавшие ей на лицо волнистые пряди и снова прилипла к прорезям вентиляционной решётки.

А там, в гостиной, тускло светила одинокая зажжённая свеча, и от жёлтого язычка её пламени полумрак в комнате казался ещё более глубоким и зловещим. Заодно, кстати, не было заметно, какой пыльной и неухоженной была эта гостиная с тёмно-красными обоями. Лучше всего в свете свечи сейчас был виден тюрбан на голове матери и её тонкие, приподнятые над лежащим на карточном столике хрустальным шаром, руки. Напротив неё сидела пожилая женщина в очках и с такими седыми, серебряными прямо волосами, что они, казалось, светились изнутри.

– Я, мадам Фортуна Руссо, заклинаю тебя, дух Роберта Фишера, – продолжала монотонно и распевно говорить мать Марии, – явись ко мне!

Затем она закрыла глаза, изображая, что погрузилась в транс. Какое-то время тишину нарушало лишь шуршание попугая, перебиравшего лапками, сидя на плече у ясновидящей.

Затем мадам Фортуна внезапно открыла глаза, резко ударила кулаком по столику и вскрикнула:

– Явись! Вселись в меня и заговори со своей дорогой Мэрилин!

Свой посильный вклад в начавшуюся суматоху внёс и попугай – заклекотал, запрыгал на плече хозяйки, замахал крыльями, и на двух сидящих за столом женщин полетели перья. Мадам Фортуна закатила глаза, задёргалась всем телом – загремели, зазвенели браслеты на её тонких бледных запястьях.

Мария в своей кладовке отпрянула от решётки. Несмотря на то что за одиннадцать лет своей жизни ей уже множество раз доводилось участвовать в подобных спектаклях, она всегда продолжала опасаться, что что-нибудь может пойти не так. Мария нащупала выключатель стоявшего у неё за спиной вентилятора и осторожно нажала кнопку.

«Ну, теперь смотри, не подведи!» – мысленно скомандовала она самой себе.

Лопасти вентилятора беззвучно вращались, набирали обороты, по спине Марии побежал холодок. Затем, уловив нужный момент, она резко пригнулась. Сильный поток воздуха хлынул сквозь отверстия решётки в гостиную, и сразу ожили, завели свою печальную потустороннюю песню развешанные в темноте колокольчики, зашевелились серебряные волосы на голове сидевшей перед мадам Фортуной старой леди. Тревожно загудели, защёлкали батареи центрального отопления, где-то в глубине дома послышались тихие замогильные стоны.

Мадам Фортуна продолжала дёргаться перед потрясённой пожилой женщиной, тень ясновидящей танцевала на плотных бархатных шторах, надёжно закрывавших комнату от солнечных лучей.

Потом мадам Фортуна вдруг снова замерла – так же неожиданно, как задёргалась перед этим. Тихо простонала, склонилась над столиком, а в конце с глухим стуком уронила свою голову рядом с хрустальным шаром.

Взлетевший с плеча хозяйки попугай захлопал крыльями и опустился на её тюрбан.

Мария выключила вентилятор и вновь прильнула к отверстию в решётке, ловя сигнал, который должна была подать ей мать.

– Мадам Фортуна? – вытягивая шею над неподвижно лежащим телом медиума, спросила миссис Фишер. – С вами всё в порядке?

Мария закатила глаза. Бывают же такие легковерные люди, как эта миссис Фишер! А может, она просто… как бы это сказать… глуповата? Дальнейший сценарий был хорошо известен Марии, если он и менялся, то только в самых незначительных деталях. Очень скоро обручальное кольцо безутешной вдовы Фишер превратится в деньги, на которые они все, включая попугая, будут кормиться вплоть до появления следующего клиента. Точнее, клиентки, потому что к ним, как правило, обращаются именно женщины. Вдовы.

Миссис Фишер тем временем поводила взглядом по сторонам, затем схватила со стола свою сумочку, вскочила было со складного стула, на котором сидела, и тут…

– Мэрилин, – глухо произнёс лишённый интонаций потусторонний голос.

Старая вдова замерла на месте, схватившись за сердце.

Мадам Фортуна медленно оторвала голову от стола, подняла её, показав своё бледное лицо с плотно сомкнутыми веками.

– Мэрилин, – повторила она всё тем же загробным голосом. – Мэ-э-э-рилин-н-н…

Миссис Фишер откинулась на спинку стула, с которого так и не успела подняться.

– Роберт? – робко спросила она. – Это ты, Роберт? Это действительно ты?

– Как я скучаю по тебе, Мэрилин, – сказала мадам Фортуна.

– И я, и я, – ответила миссис Фишер. – Двадцать лет прошло, но не проходило и дня, чтобы я не думала о тебе. Не вспоминала…

– Милая, милая моя Мэрилин, – сказала мать Марии, приоткрывая один глаз. – Я так скучаю по миру живых. И мне здесь так холодно без тебя, так холодно, холодно…

– Робби, мой Робби! Не печалься, я вскоре присоединюсь к тебе, я уверена в этом!.. – пролепетала миссис Фишер.

– Но!.. – быстро оборвала её мадам Фортуна. – Но есть одна вещь, которую ты должна сделать, прежде чем присоединишься ко мне. Мне необходимо, чтобы ты это сделала.

– Я сделаю для тебя всё, что хочешь, мой милый, – прошептала вдова. – Только скажи, что именно…

Взгляд мадам Фортуны словно ненароком скользнул по большому золотому кольцу с бриллиантом, блестевшему на пальце миссис Фишер.

– Ах, Мэрилин, – вздохнула ясновидящая, запрокидывая голову. – С тех пор, когда мы были ещё вместе, прошло двадцать лет. Двадцать! Скажи, ты всё ещё носишь обручальное кольцо, которое я надел тебе на палец в тот день, когда мы с тобой поклялись в верности друг другу?

Миссис Фишер взглянула на свою руку и ответила, сделав попытку улыбнуться.

– Да, я всё ещё с гордостью ношу его, любовь моя. Я была и всегда буду твоей девушкой, и только твоей… Робби.