Мария прошла на кухню, положила книгу, начала подметать пол. Мать пришла следом, явно не желая заканчивать разговор с дочерью вот так, на полуслове.

– Да пользуюсь я библиотекой, мам, пользуюсь! Хожу туда, беру книги, читаю то, что мне хочется, – сказала Мария.

– Что хочется! – усмехнулась мадам Фортуна. – Если читать романы и прочую белиберду, то это просто пустая трата времени. Тебе факты нужны, факты, понимаешь? Факты, которые можно использовать в своих интересах. Ты должна изучать хронику, родословную семей, вырезать из газет некрологи, составлять списки тех, кто ещё жив. Наши с тобой клиенты – это вдовы. Одинокие, доживающие свой век вдовы. Только они представляют для нас настоящий интерес. Только они.

– Ладно, ладно, – пробормотала Мария. Она прислонила свою метлу к разделочному столу и принялась наполнять водой раковину.

– Вот и хорошо. Приберись здесь, а мы с Джоном отправимся раздобыть что-нибудь на ужин.

Затем мадам Фортуна взяла мистера Фокса под руку, и они вместе покинули квартиру, оставив Марию в одиночестве размышлять о мире духов, библиотеках, художественной литературе и фактах, которые необходимо собирать и накапливать.

Мария скребла газовую плиту железной мочалкой, пальцы у неё были испачканы розовым жидким мылом и грязью. После ухода матери с мистером Фоксом прошло много времени, пол Мария уже вымыла, но прекращать уборку до их возвращения она не спешила, не хотела, чтобы они сказали, что она бездельничает.

И она продолжала орудовать железной мочалкой до тех пор, пока не почувствовала лёгкое пощипывание в затылке. Потом кончики пальцев начало пощипывать, и дальше, дальше, вверх по руке, потом по всему телу…

Марии очень нравилось это ощущение.

– Эдвард, ты здесь, я знаю, – с улыбкой сказала она, обращаясь к пустой кухне. То, что у неё грязные руки, Марию не смущало, даже напротив. В присутствии Эдварда она всегда чувствовала себя Золушкой, которой, как известно, не было написано на роду до самой смерти только мыть полы и прибираться в доме. Нет, уборка и мошенничество для неё дело временное, зато потом…

Мария швырнула железную мочалку в раковину, наскоро вытерла руки и снова сказала в пустоту:

– Почему бы тебе не рассказать мне о миссис Фишер и её покойном муже, а? – она улыбнулась, придвинула к столу пластиковый стул и уселась на него. – Ну вот, я почти готова.

Ей очень, очень нравилось слушать истории об усопших. Это было так же интересно, как хорошая книга. Ну, или почти так же интересно. Что же касается мужа миссис Фишер, то она постоянно думала сегодня о нём с самого начала сеанса «ясновидения и магии».

Мария вытащила из-под пустой вазы для фруктов чистый лист бумаги, положила его перед собой, зажала в кулаке ручку и опустила её на бумагу. Закрыла глаза, запрокинула голову, отбросила все посторонние мысли – последним из её сознания улетучился стук капель из подтекающего крана над раковиной и долетавшие с улицы случайные автомобильные гудки.

Всё стало тихо.

Всё стало так, как и должно быть.

Внезапно рука Марии дрогнула, сама собой поползла вверх, потом вниз, в сторону, всё быстрей и быстрей…

И вот уже на листе бумаге проступили первые написанные чётким красивым почерком слова.

Спустя какое-то время рука Марии перестала двигаться, шариковая ручка вывалилась у неё из пальцев и покатилась по столу, а сама Мария очнулась, вышла из транса, ощущая тепло в кончиках пальцев.

Она взяла со стола исписанный лист бумаги и прочитала на нём:

Марию сильно озадачило это сообщение, очень сильно. Обычно Эдвард сообщал ей сведения о мёртвых, которые противоречили тому фарсу, который разыгрывала перед их вдовами её мать, но просить о чём-то? Нет, покойники ещё никогда её ни о чём не просили.

Мария ещё раз перечитала записку – медленно и очень внимательно вникая в слова мистера Фишера. Ну, с кольцом и с тем, что миссис Фишер будет сильно огорчена, всё ясно. Но дальше муж миссис Фишер говорит о спрятанном в её квартире сокровище. Эдвард знал, что Марии строго-настрого запрещено разговаривать с кем-либо, так почему же тогда он передал ей эту просьбу? Но если Эдвард просит о чём-то, это надо сделать. Во всяком случае, Эдварду Мария доверяла гораздо больше, чем своей собственной матери. А может быть, эта просьба была важна и для самой Марии?

– Ладно, – наморщив лоб, согласилась Мария. – Скажи мне, где искать это сокровище, Эдвард.

Она взяла чистый лист бумаги, ручку, вновь сосредоточилась, откинулась на спинку стула и вскоре почувствовала прикосновение Эдварда.

Зажатая в пальцах Марии ручка опять заскользила по бумаге, поползли новые строчки. Онемела от потустороннего холода ладонь. Дальше, дальше…

Бах!

Мария открыла глаза.

Ручка выпала у неё из пальцев и скатилась на пол.

Эдвард исчез, а в коридоре уже слышались шаги матери. Ах, как не вовремя она вернулась!

Мария быстро пробежала глазами то, что успел написать её рукой Эдвард.

Странно. Она что, должна передать миссис Фишер любовную записку от её покойного мужа? Какая-то дешёвая мелодрама получается. Прямо-таки третьесортное индийское кино. Нет, если так пойдёт, у неё большие неприятности могут быть за то, что она связалась с миссис Фишер.

Шаги мадам Фортуны и мистера Фокса приближались, всё громче становилась слышна их перебранка на ходу.

Стараясь не впадать в панику, Мария сунула оба исписанных листа под пустую вазу для фруктов, плеснула немного мыльной воды на пол, схватила швабру…

Первой на кухню вошла мадам Фортуна с пластиковым пакетом в одной руке и банкой острого мексиканского соуса – сальсы – в другой.

– Всё ещё возишься? – проворчала она, кладя всё это на стол и принимаясь вскрывать банку. – У нас сегодня на ужин чипсы с сальсой.

Теперь на кухне появился и мистер Фокс с набитым кукурузными чипсами ртом. Его чёрная водолазка на груди и животе была густо усыпана прилипшими белыми крошками. Мадам Фортуна неприязненно взглянула на то, как он жуёт, и хмуро добавила:

– Или только один соус. Без чипсов.

Мария убрала в сторону свою швабру, зажгла газ, поставила на огонь металлический ковшик и вылила в него содержимое банки. Желудок Марии сразу громко заурчал, но она не стала даже пробовать сальсу, пока она не разогрелась. Вскоре густая овощная кашица захлюпала, начала пускать пузыри – можно приступать. На сальсу Мария уже не могла смотреть без отвращения, потому что кукурузными чипсами с этой подливкой она питалась… сколько уже – дня три? Больше? Когда же ей по-настоящему, наконец, поесть удастся, а, господи ты боже мой?