Три розовых зайца

Спустя десять лет Стас снова тонул.

Вода обожгла нёбо, затем носоглотку, затем устремилась в легкие.

Мелькнула мысль-укор: «Вот если б научился плавать…», но тут же забылась, потому что от Стаса остались только паника и инстинкты, и он отчаянно затрепыхался в поисках опоры посреди этого густо хлорированного ада.

Дно бассейна — уныло-синие квадратики кафеля — оказалось совсем рядом, мутное и хранящее чей-то ключик от раздевалки. Стас зажмурился — опять же, инстинктивно, чтобы из-за давления глазные яблоки не выскользнули из орбит.

Когда дело касалось воды, Стас не принимал никаких решений.

Он просто тонул.

Его просто спасали. Спасли и на этот раз. Нащупали ворот рубашки, который матушка так старательно наглаживала утром, потянули, обхватили за талию — и устремили вверх, к свету и воздуху. Инстинктивно Стас вцепился в спасающие руки, затем нащупал плечи, попытался оттолкнуться вверх, заработал ногами с утроенной силой, не заботясь, что может зацепить.

Не все утопающие способны дать себя спасти. С такими никогда не знаешь — станешь спасителем или составишь компанию.

Но человек, нырнувший в хлорированный ад за Стасом, оказался из первых.

— Ты прости, — смущенно сказал Стас, выкашляв, по ощущениям, не менее литра воды. Полотенца, натасканные перепуганным до чертиков тренером из подсобки, совсем не грели. Уши заложило, в груди саднило, покрасневшие глаза обжигало каждый раз, когда Стас моргал. Из кармана брюк (не сохранивших и памяти от наглаженных стрелок, ради которых матушка встала сегодня пораньше) вывалилась безнадежно устаревшая, явно не пережившая погружение раскладушка. Ну, может, хоть теперь ему купят нормальный смартфон, как у всех.

— Да норм, — отозвался темноволосый парень, завернутый в такой же кокон полотенец, что и Стас. У самого зуб на зуб не попадал. — Ты не соображал. Паниковал. Утопающих вообще советуют спасать на свой страх и риск. Так что все норм.

И улыбнулся. Зубы у парня были очень ровные и белые, как из рекламы зубной пасты или услуг протезирования. Стас моргнул еще раз, подмечая очень густые, чудом не сросшиеся брови, весело глядящие карие глаза и светлые веснушки вперемешку с подсыхающими капельками воды на щеках. Волосы, в мокром виде абсолютно черные, смешно облепили лоб, и, словно заподозрив это, парень взъерошил их.

— Я Даня, — сказал он.

— Стас.

Они неловко пожали мокрые руки под крики тренера на фоне. Тот произошедшим был перепуган не на шутку: на его смене чуть не утонул студент! Если б этот чернявый не сообразил быстрее всех и не нырнул следом… И теперь, когда стало ясно, что никто не умер, тренер возжелал возмездия — и попеременно требовал с растерянных первокурсников привести виновника или дать ему номер телефона декана.

Шла вторая неделя первого семестра на физико-математическом факультете, но белобрысый, здоровый и агрессивный не в меру Костя Бычук уже приобрел известность. Печальную. Он успел подраться со студентом-кибернетиком, заявиться на пару пьяным, наделать шуму в общежитии и вот, наконец, столкнуть хилячка в бассейн.

Стас отнесся к произошедшему спокойно.

Причинно-следственные связи говорили о том, что это было неизбежно. Заявился в университетский спорткомплекс в черном-низе-белом-верхе, стоял слишком близко к краю бассейна, слишком неловко вертел в руках справку с освобождением, не решаясь подойти к тренеру. Словом, спровоцировал.

— Урод этот Бычок, — заметил Даня, дрожа так сильно, что Стас пожалел, что его полотенца уже промокли насквозь и делиться ими бессмысленно. — Задолбал вусмерть, а это только вторая неделя.

— А ты тоже с физмата?

Групп первокурсников на факультете было несколько, пары шли раздельно. За неделю, ясное дело, всех не запомнишь.

— Да, группа Ф-13.

— Я из М-11. Так Бычок же с математиками. Или он к вам заходит?

— Заходит. Запал на девчонку из моей группы, — объяснил Даня. — Света в общаге живет, кто ее защитит? А этот мудак назойливый. Он к ней в комнату вчера всю ночь ломился, еле отогнали. Собрали ей группой на перцовый баллончик. Ну не треш ли?

— Треш, — подтвердил Стас и, почувствовав давление в груди, снова кашлянул. Во рту оказалась вода, но он проглотил ее, не решившись плеваться при Дане.

— Если бы я пришел сюда учиться, я был бы очень разочарован, — фыркнул тот.

— А зачем ты пришел?

Мимо проплыла Стасова справка об освобождении от физподготовки, с таким трудом добытая матушкой через знакомого врача. Даня проводил размокшую бумажку задумчивым взглядом. А затем карие глаза сощурились как-то нехорошо.

— Получать образование.

Дома Стас попытался проскользнуть в свою комнату незаметно, но матушка что-то почуяла через стену раздражающей попсы по радио, зашелестела занавесками из бус, выглянула из кухни.

— Стасик, — заворковала она. — Я как раз супчик приготовила. С тефте… — Матушка осеклась, увидев сына в незнакомых серых спортивках и толстовке, с мокрым пакетом в руке.

— Упал в бассейн, — неохотно признался Стас. Для матушки это стало сигналом: подскочила, окружила своими цепкими маленькими руками, заворковала пуще прежнего: как же тебя угораздило, сыночка, ты же не умеешь плавать, ты же справку отдал? о, как же я намучилась выглаживать твои брючки, у них в спорткомплексе что, поприличней сухой одежды не было? хлоркой воняет, чувствуешь?

Стас еле высвободился и спрятался от матушки в ванной. Сунул мокрую одежду в стиралку, поглазел на собственное отражение в забрызганном зубной пастой зеркале: воспаленные глаза, русые волосы, подсохшие уродливыми сосульками. И лицо его было серым, в тон толстовке. Как бетон. Как мрамор.

Вот бы и правда стать мрамором. Вот бы быть мрамором изначально и тогда, десять лет назад, пойти строго ко дну их мелкой-но-не-такой-уж-мелкой городской речки, не вызвав ни у кого соблазна спасти его. Но щуплый семилетний Стасик весил мало, выглядел жалко — как не пожалеть? Как не броситься следом?

Кто-то стал героем, спас ребенка. Но ребенок вырос, оставшись тощим, оставшись жалким. Оставшись таким же растерянным, как в момент, когда паром «Анна Ахматова» накренился и стряхнул его в холодную муть реки. Просто чуть попривыкшим к этому.

Стас заставил себя помыть руки. Фиолетовый брусок мылился плохо, уходил медленно, раздражал неимоверно. У матушки был еще ящик таких в кладовке, купленный с хорошей скидкой в одном из ее любимых интернет-магазинов.

На кухне надрывалась какая-то престарелая певица, и сейчас Стас был искренне благодарен ей: матушка не услышала, как открывается дверь ванной и щелкает выключатель, а значит, порция заботы вкупе с упреками откладывается на потом.