Посвящается команде Сассманов: Алике, Эзре, Джуд и Лайле. Навеки с любовью.

Луксор, Египет: западный берег Нила, 1931 г.

Не реши парнишка попробовать порыбачить в новом месте, он не услышал бы криков слепой девушки из соседней деревни и не увидел бы того монстра, который на нее напал.

Обычно он ловил рыбу ниже по течению в маленькой затоке с поросшими пальмами берегами, куда подходил нильский паром. Но в этот день по совету двоюродного брата Мехмета, который утверждал, что видел на мелководье косяки гигантских булти – нильских телапий, перешел выше – за дальние тростниковые поля Байрата на узкий песчаный берег, укрытый от глаз густой рощицей. Место ему понравилось, и парень тут же забросил удочку. Но едва крючок коснулся воды, как послышался едва различимый девичий голос:

– Ла, минфадлак! Нет, пожалуйста!

Парень, насторожившись, поднял голову, а его лесу тем временем потянуло течением.

– Пожалуйста, не надо, – снова раздался голос. – Я боюсь.

А затем он услышал смех. Смеялся мужчина.

Парень положил удочку и, взобравшись по илистому берегу, оказался в пальмовой рощице. Голос доносился с ее южного края. Он повернул в ту сторону и пошел по узкой грязной тропинке, осторожно ступая, чтобы не наделать шума и не потревожить прячущихся в траве рогатых гадюк, укус которых смертелен.

– Нет! – послышалось опять. – Ради Бога! Умоляю!

Снова смех. Безжалостный. Насмешливый.

Парень остановился и на случай, если придется защищаться, поднял с земли камень. Затем двинулся дальше по тропинке, которая, дойдя до середины рощицы, снова повернула к берегу. Слева блеснул Нил, меж стволами пальм мелькнула полоска текучей, как ртуть, воды, но девушки и ее мучителя нигде не было видно. И лишь на краю рощицы, когда деревья расступились, он ясно увидел, что происходит.

Путь ему пересекала широкая дорога, сбегавшая с рисовых полей вниз к реке. На дороге стоял мотоцикл. Возле него, хорошо различимые в серебристом свете луны, маячили две фигуры. Тот, кто был крупнее, стоял на коленях к парню спиной. На нем была европейская одежда: брюки, сапоги и, хотя ночь была теплой, заляпанная грязью кожаная куртка. Он прижимал к земле маленькую, хрупкую фигурку в черной джеллабе[1]. Девушка, казалось, не сопротивлялась, просто лежала, словно оцепенев, ее лица не было видно за массивным торсом насильника.

– Пожалуйста, – простонала она. – Не обижай меня.

Парень хотел крикнуть, но испугался. Вместо этого сделал несколько неслышных шагов вперед и по-прежнему с камнем в руке присел на корточки за кустом олеандра. Теперь он хорошо разглядел девушку и узнал ее. Ею оказалась Иман эль-Бадри, слепая из деревни Шейх Абд эль-Курна. Над ней постоянно смеялись, потому что вместо того, чтобы заниматься женскими делами – стирать, убираться, готовить еду, – она проводила дни в храмах, где, стуча палкой, ходила и трогала вырезанные на стенах древние рисуночные письмена, которые, как утверждали люди, могла прочесть на ощупь. Иман-ведьма – так ее дразнили. Иман-дуреха.

– Я боюсь, – повторила девушка. – Пожалуйста, не обижай меня.

– Не стану, если будешь слушаться, малышка.

Это были первые слова, которые произнес мужчина. Или по крайней мере первые, которые услышал парень. Голос был гортанным и хриплым, он говорил по-арабски с сильным акцентом. Мужчина снова рассмеялся, стянул с головы девушки платок, провел рукой по волосам. Она начала всхлипывать.

Парень хотя и до смерти напугался, но понимал, что необходимо что-то предпринять. Прикинув расстояние между собой и двумя фигурами, он замахнулся, готовый запустить камнем в голову насильника.

Но прежде чем успел это сделать, мужчина поднялся, повернулся, и луна осветила его лицо.

У парня перехватило дыхание. Это было лицо упыря. Вместо глаз маленькие черные дыры. Губ нет, только зубы, необыкновенно большие и белые, как звериная пасть. Кожа до прозрачности бледная, щеки такие впалые, словно им хотелось вообще исчезнуть с отвратительного лица.

Парень его узнал – до него доходили слухи: это хавага, иноземец, который работал на захоронениях. Там, где у человека должно быть лицо, у него пустое место. Злой дух, говорили люди, бродит по ночам, пьет кровь, затем неделями пропадает в пустыне, где общается со своими приятелями-демонами. Парень сморщился, подавляя желание закричать.

– Аллах, спаси меня, – пробормотал он. – Милостивый Аллах, отведи от меня злого духа.

На мгновение парню показалось, что каким-то неосторожным движением он выдал себя, потому что хавага сделал шаг вперед, посмотрел прямо на куст, где он прятался, и, прислушиваясь, повел головой. Секунды бежали одна за другой – мучительные секунды. Затем с тихим скрипучим смешком, напоминавшим ворчание собаки, мужчина пошел к мотоциклу. Его жертва Иман поднялась на ноги, по-прежнему всхлипывая, хотя теперь тише.

Дойдя до мотоцикла, мужчина достал из кармана куртки бутылку, вытащил зубами пробку и изрядно глотнул. Рыгнул, сделал еще глоток, сунул бутылку в карман и что-то достал из другого. Парень разглядел ремешки и пряжку и решил, что это мотоциклетный шлем. Но насильник не стал надевать его на голову, а встряхнул, хлопнул ладонью, приставил к лицу и застегнул ремешки на затылке. Предмет оказался кожаной маской, закрывавшей лицо от лба до подбородка с отверстиями для глаз и рта. Вид монстра стал еще более фантастическим, чем без маски, которой он старался прикрыть свое уродство. И парень, тихо втянув в себя воздух, затаился от страха. Мужчина снова повернулся в его сторону, поводя скрытыми за маской глазами, словно смотрел из пещеры. Затем взялся за руль мотоцикла и поставил ногу на стартер.

– Никому не говори! – крикнул он по-арабски девушке. – Поняла? Никому! Это наш секрет.

Он нажал на стартер, и мотор ожил. Пару раз крутанул ручку газа, прибавляя обороты, затем наклонился и, порывшись в притороченной к багажнику мотоцикла сумке, что-то достал оттуда. Парень не сумел разглядеть, что это было: то ли пакет, то ли небольшая книга. Затем мужчина вернулся и, схватив рукой джеллабу девушки, сунул загадочный предмет в складки черной материи. Парень с отвращением увидел, что он, приобняв девушку за затылок, привлек ее лицо к своему. Иман пыталась отвернуться, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, словно задыхаясь от прикосновений кожаной маски к своему лицу. Наконец насильник оставил ее в покое и вернулся к мотоциклу. Покачал переднюю и заднюю вилки, надел очки, закинул ногу на сиденье и, крикнув: «Это наш маленький секрет!» – включил передачу и, с ревом выкатив на дорогу, скрылся в облаке пыли.

Парень был так напуган, что прошло несколько минут, преж де чем он решился двинуться с места. И только когда звук мотора затих и ночь снова погрузилась в молчание, он поднялся на ноги. Слепая уже подобрала платок и приводила в порядок волосы. При этом она что-то бормотала, издавая странные, тонкие звуки. Парень мог бы подумать, что она смеется, если бы не видел, что с ней произошло. Он хотел подойти к Иман, сказать, что все в порядке, что теперь кошмар позади, но решил, что еще больше ее смутит, если она узнает, что он стал свидетелем ее позора. Он остался на месте и наблюдал, как девушка шарила в траве в поисках своей палки, а затем, постукивая ею, стала искать путь к ведущей от реки дороге. Она прошла метров пятьдесят, но внезапно повернулась и посмотрела прямо на него.