Максим Казакевич

Двое из будущего 2

1901 — …

Глава 1

— Вставай!

— Нет!

— Вставай, кому говорю. Лентяй!

Ощутимый укол женского кулака под ребра заставил искать спасение в дальнем конце кровати. Я сладко спал, беззастенчиво дрых и громогласно храпел, заставляя дребезжать оконные стекла. Вылезать из теплой постели не было никакого желания. Сегодня мой законный выходной — первое января первого года. Праздник как-никак, имею я право проваляться в теплом ложе до полудня по этому поводу или нет? Конечно же имею и это не обсуждается, но моя молодая супруга имела на этот счет иное мнение. Еще один болючий тычок под ребра заставил меня со вздохом разочарования скатиться с перины и вступить босыми ногами в стылые тапки.

А Марина, выгнав меня с постели, сладко потянулась и, поплотнее закутавшись в пышное одеяло, донесла до меня из недр мягкого ложа свою «просьбу»:

— Принеси мне кофе, — проворковала она так, как это умеют делать все девушки без исключения и, ехидно улыбнувшись, добавила, — пожалуйста…

Я посмотрел на нее осуждающим взглядом, но ее это не проняло. Она еще раз сладко потянулась и, казалось, замурлыкала от удовольствия. Ей-то что…, посидела вчера до часу ночи с Мишкиной женой, посмотрели они на пышный салют, что мы устроили на потеху окружающей публике, распечатали бутылку шампанского, умяли по паре тарелок салата «оливье» по рецепту из будущего, да пошли спать. Новой Год это не их праздник — подумаешь смена календаря. То ли дело Рождество! По всей России сейчас в почете именно этот праздник и отмечали его куда как пышнее новогоднего торжества. Но мы-то с Мишкой были из другой эпохи. Там, откуда мы родом, все было с точностью до наоборот и поэтому, мы по старой привычке основной упор сделали на новогоднее гуляние. Купили пышную елку, поставили во дворе, нарядили, чем смогли и постреляли из фейерверков. Попытались привлечь к празднику своих супруг, но не получилось и потому, веселье пришлось разделить с мужиками, что жили неподалеку. И были у нас хмельные песни под гармонь и шуточные состязания и катания с горки и веселый, дружеский мордобой, закончившийся примирением и шампанским на брудершафт. Все было… и веселиться мы закончили около пяти часов утра. Я завалился домой весьма горячим, мокрым от пота и снега и очень… очень пьяным. Маринка уже видела десятый сон и я, стараясь ее не будить, скромно прилег на край кровати, в наивной надежде переболеть свое похмелье в долгом сне. Не удалось…

— Ну, пожалуйста…, — снова заканючила супруга и захлопала длинными ресницами, пытаясь меня разжалобить.

А меня мутит. Тошнота подкатывает к горлу, голова со звоном бьющегося хрусталя пытается скатится с потной шеи обратно на подушку, а во рту словно дихлофоса пшикнули и тараканы совершили массовый суицид. Что-то перебрал я вчера немножко. Плохо мне… Взгляд на напольные куранты подтвердил мои подозрения — утро едва наступило, маленькая стрелка издевательски указывала на римскую восьмерку.

— Зина! — крикнул я слабеньким голоском, в робкой надежде, что она меня услышит.

Как ни странно услышала. Пришла через минуту, неся на подносе холодный бокал капустного рассола. Ах, ты моя спасительница…

В три глотка осушив народное лекарство, я вытер усы и с облегчением присел на перину. Отдал бокал обратно.

— Спасибо, Зина. Ты самая лучшая женщина на этой планете, — сказал я ей, за что получил недовольный толчок в поясницу. И поспешил добавить, — конечно же, после моей любимой супруги.

Вроде бы угроза неминуемой расправы за мои необдуманные слова миновала. Можно расслабиться.

— Зина, сгоняй, пожалуйста, в аптеку. Спроси, не завезли ли им аспирин? Если привезли, то купи. И побольше.

— Хорошо, — ответила моя экономка. — Сейчас Варвару пошлю. А вы не сидите, ложитесь. Вам бы поспать. Сильно поздно вы вчера пришли и очень пьяным. Вы отдыхайте…

— Да-да, я с удовольствием, — пробубнил я и с огромным наслаждением стал заваливаться на подушку. Но вдруг вспомнил, — Зина, подожди. Принеси, пожалуйста, Марине Степановне кофе. Да покрепче, как она любит и варенье малиновое, да побольше. Пущай предается греху чревоугодия в свое удовольствие, может и ко мне приставать не станет.

И с этими словами я снова провалился в спасительное беспамятство. Впрочем, поспать долго не получилось. Зина притащила на подносе требуемый кофе, варенье и поставила все это на небольшой столик, за которым можно завтракать не вставая с кровати. Все как на обожаемом Маринкой западе. А еще принесла свежую газету. Вот эта-та газета меня и вывела из комфортного состояния. Моя супруга обожала читать последние новости. Каждую страницу свежего издания она внимательно пролистывала и досконально изучала буквально все, что было возможно. И при этом комментировала.

— Представляешь, — сказала вдруг она, вырывая меня из похмельной нирваны, — в газете уже успели написать про ваши безобразия. Слушай… «Сегодня ночью всем известные учредители предприятия „Русские заводы“ господа Рыбалко В.И. и Козинцев М.Д. устроили встречу Нового Года с невообразимым шумом, гамом и пальбой в воздух. Сии граждане организовали настоящую вакханалию, торжество неразумного безумия, подняв своими глупыми выходками с постелей всех соседей и вовлекши их в свои бесовские игрища. Эти всем известные господа пели всю ночь свои похабные песни, распивали водку и целовались с женщинами. От запущенных ими фейерверков загорелся дом одного из служащих, который, впрочем, удалось быстро затушить…»

Она замолчала. Затем я услышал звук сворачиваемой в рулон газеты, а потом почувствовал затылком прилетевшую оплеуху. Впрочем, не слишком сильную. Прилетело мне скорее для профилактики, чем для лечения.

— Это ты с кем там целовался? С какими такими женщинами?

Конечно же, она ни слову не поверила написанному. Какие женщины? Я о них просто не успеваю думать — молодая жена пьет из меня все соки. Вот водка была, это да, и загоревшийся дом тоже был. Хотя и не дом там загорелся, а лишь навозная куча задымила от попавшего в него фейерверка. Да и та быстро потухла, едва огненный шар прогорел.

Я нехотя повернулся к Марине, отобрал свернутую в орудие насилия свежую прессу и, расправив, прочитал название. А затем отбросил ее в сторону. Очередная мутная газетенка, продающая непроверенные слухи и не чурающаяся «утиными» вбросами. По-видимому, только она решилась выпуститься в утро первого января.

— Нашла что читать, — недовольно пробубнил я. — Ты бы еще «Приходской листок» вслух мне продекламировала.

— Ты не увиливай. Целовался ты с бабами или нет?

— Нет, у Мишки можешь спросить. Хотя женщины там и