Каррон с тревогой всматривался в горизонт, откуда жёлтой змеёй выползала струящаяся по холмам дорога. Весна выдалась дружной. Хотя снег со склонов сошёл не так давно, но необычайно жаркое в этом году весеннее солнце щедро делилось теплом и уже успело просушить землю, покрытую нежной зеленью молодой поросли.

Защитник ждал. Посланники Ордена должны были появиться точно в срок, об этом предупредила полученная с почтовым голубем записка. С тех пор пролетело ровно пять седмиц — достаточно, чтобы небольшой отряд проделал путь по «летнему» тракту от Ордена до самых приграничных земель.

Наконец, на верхушке дальнего холма показалось четверо всадников. Каррон сопровождал их внимательным взглядом чуть прищуренных глаз, пока те не спустились, ненадолго скрывшись из виду, а потом снова показались уже ближе и, обогнув малый холм и преодолев оставшееся расстояние, остановились в нескольких шагах, обдав запахом конского пота.

Каррон склонил голову в традиционном приветствии.

Настоятель Махаррон, желчного вида старик с зачёсанными назад седыми волосами и крючковатым носом неожиданно ловко спешился, естественным, почти изящным движением руки оправив тяжёлый чёрный плащ, и подошёл ближе. Худой, но жилистый и крепкий, он утёсом возвысился над склонившимся Защитником, взгляд которого упёрся в громовик — символ Ордена, висящий на толстой золотой цепи.

— Здрав будь, Защитник Каррон! Хорошо ли живёт люд в Золотых Орешках?

— И тебе долгих лет, Настоятель, — Каррон поднял голову и тепло улыбнулся. — Чем я заслужил честь лицезреть твой умудрённый годами лик?

— У моего любимого ученика родился сын — будущий Защитник! — Настоятель воздел палец к небу. — Уж не думал ли ты, что я отправлю сюда Затолана? — Махаррон усмехнулся, отчего суровые черты чуть смягчились, и не глядя кинул повод одному из сопроводителей. — Ну, веди нас в свои хоромы. Хотя, зная тебя, это будет скорее волчье логово.

Настоятель обвёл взглядом просторную комнату. Обшитые свежим тёсом стены наполняют пространство запахом древесины. По правую руку двустворчатое окно, прохладный ветерок поигрывает расшитыми васильками занавесками. Под окном — длинная лавка, рядом дубовый стол заставленный ароматно пахнущей снедью, да два стула — это Каррон на досуге балуется. Слева от входа белёная печь, дальше за ней у противоположной от окна стены аккуратно заправленное широкое ложе, рядом покрытый сукном большой сундук. Тут и там мелькает вышивка: петухи, кони, разнотравье. Напротив двери — украшенные резьбой полки. На верхней, как водится, фигурки богов — Керун-воин, да Киалана Заступница.

— Скромно, как я и ожидал, — Настоятель, скрипнув половицей, прошёл в просторную горницу, — но добротно. — он хитро прищурился, уставившись на затейливо расшитый ворот рубахи Защитника, и погрозил пальцем. — А ведь тут явно чувствуется женская рука!

Каррон покраснел как мальчишка. Правильно истолковав его смущение, Махаррон успокоил:

— Не переживай, все это условности. Нравится девка и ладно. Конечно, ежели не супротив воли.

— Не супротив! — горячо воскликнул Каррон.

— О-о-о! — внимательно присмотрелся к нему Настоятель. — Защитник, — тон Настоятеля посуровел, напомнив времена ученичества, — надеюсь, ты руководствуешься Кодексом и разумом в своих действиях?

От этих его слов Каррону припомнился первый день в Золотых Орешках:

По древней традиции новому Защитнику привели самую красивую девку в деревне. Тонкий стан, белая кожа, высокая грудь и шёлковые русые волосы до самых пят. Она дрожала не то от холода, не то от страха, кутаясь в кисейную прозрачную накидку. Каррон, заворожённый необычайной красотой и невинностью, которой сквозила вся её фигурка, подошёл, осторожно приподнял голову за подбородок. Девушка оказалась страсть как хороша. Неизвестно то ли это на него так повлияло, то ли уважение к Орденским обычаям, пускай и забытым, но он не удержался. Повинуясь какому-то порыву, наклонился и нежно поцеловал приоткрытые полные губы.

Бездонные синие глаза заблестели, из них тут же выкатились две слезинки, оставляя мокрые дорожки на фарфоровых щеках. Защитник, тяжело вздохнув, усилием воли сбросил наваждение, отступил назад и вышел из горницы на мороз, чтобы привести в порядок мысли и взбунтовавшуюся силу. Скоро он вернулся. Сняв с крючка подбитый волчьим мехом плащ, укутал девушку — та, похоже, так и простояла всё это время посреди комнаты, не сходя с места.

— Зовут как, красавица? — спросил он, плотней запахивая края плаща.

— …А… Анасташа. Люди Ташкой или Тасей кличут, — девчонка робко подняла взор, на лице читалось неподдельное удивление.

— Ладно. Заступница с тобой Анасташа. Иди. Не трону я тебя, не бойся.

Девушка растерянно медлила, и Каррон, отворив дверь, за плечи вывел её в сени.

На улице в ожидании переминались с ноги на ногу мать с отцом. Пожилая, красивая статная пара: «Так вот в кого пошла дочь».

Решившись, родители кинулись к крыльцу. Бросив тревожный взгляд на девушку, сразу всё поняли.

— Ах ты! Я вот тебе! — замахнулась мать.

Каррон без труда преодолел короткое расстояние, перехватив занесённую для удара руку.

— Не тронь! Ни сейчас, ни впредь, — спокойно произнёс он, а затем повернулся к народу. Вокруг на площади для собраний прямо перед домом Защитника, несмотря на поздний час, шатались зеваки. — И больше девчонок не водите! — у самой двери Каррон обернулся и добавил: — Не бойтесь, не осерчал я.

Защитник вскинул голову и хмуро уставился прямо в холодные светло-голубые глаза, такие же, как у него самого:

— Настоятель Махаррон, ни разу ни в чём я не отступил от Кодекса и совести! — в глазах Защитника пылала вера в произнесённые слова.

— Ну-ну. Не горячись, сын. — сухая жилистая рука похлопала по плечу, и Каррон удивился, узрев на лице старика печаль. Тот, глядя сквозь бревенчатые стены далеко в прошлое, продолжил: — Любовь к женщине мне знакома не понаслышке, — он усмехнулся, и суровые его черты неожиданно смягчились. — Будь разумным и сможешь позволить себе быть счастливым. Но! Сам понимаешь, ребёнка твоего я все равно заберу. Он — будущий Защитник и должен воспитываться в духе Ордена, как полагается.

Каррон покорно кивнул, всё ещё не веря в то, что услышал. Отец впервые за всё время упомянул о матери, пускай и вскользь.

Годом ранее…

Анасташа не стала изгоем, но порой чувствовала себя не принадлежащей этому миру. На вечерних гуляньях парни сторонились её, более не норовя чмокнуть украдкой, как часто бывало. Не выкрикивали в горелках. Не ловили, играя в «Ящера». Да и ей было не до веселья, сердце железными оковами сжимала непроходящая тоска. Она по привычке продолжала приходить вечерами на берег Широкой, туда, где у подножья Керунова холма издавна было принято веселился народ, но всё больше просиживала в сторонке. К ней не спешили засылать сватов, даже из соседних деревень, хотя это-то как раз было на руку. Подруги больше не делились сокровенным, а сама Ташка ходила все время словно в воду опущенная. Встречая Каррона, густо краснела и спешила поскорее скрыться, не поднимая на Защитника глаз.