Владимир Викторович Колесов, Марина Владимировна Пименова

ЯЗЫКОВЫЕ ОСНОВЫ РУССКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ

Учебное пособие

4-е издание, стереотипное

Москва

Издательство «ФЛИНТА»

2016

Рецензенты: д-р филол. наук, проф. В. И. Карасик; д-р филол. наук, проф. В. И. Теркулов

Колесов В. В. Языковые основы русской ментальности : учеб. пособие / В. В. Колесов, М. В. Пименова ; отв. ред. М. В. Пименова. — 4-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2016. — 136 с. — ISBN 978-5-9765-1348-8

Введение

Предлагаемое читателям пособие разработано для магистрантов филологических факультетов вузов, обучающихся по направлению 031000.68 — Филология. Пособие входит в серию «Концептуальные исследования»[1], издаваемую проф. М. В. Пименовой с 2003 г. Цель серии — описание теории концептов, исследование отдельных концептов и их структур, изучение специфики концептуальных систем и отдельных признаков концептов в синхронии и диахронии. Цель данного пособия — описания теории ментальности.

Задача настоящего пособия — ввести в круг проблематики исследований теорию ментальности, систематизировать информацию, опубликованную в изданиях последнего времени, пояснить основные термины, используемые в лингвистических работах, продемонстрировать методы верификации полученных результатов. Развитие русской ментальности рассматривается как длительный исторический процесс, объединяющий традиции Востока и Запада. Теория ментальности представлена как последовательная смена научной парадигмы на разных этапах освоения наукой своего объекта. Необходимо расширять рамки в изучении этого процесса, что важно для осознания специфики европейского и восточного менталитета, повлиявшего на изменения в ментальности разных народов. История становления русской ментальности связана с четырьмя направлениями в изучении своего объекта: а) этнолингвистики, б) философии языка, в) когнитивной лингвистики и концептологии, г) лингвокультурологии.

Учебное пособие состоит из двух разделов, в каждом из которых предлагается теоретический материал по определенной проблеме. Изложение теоретического материала не носит исчерпывающего характера, оно имеет своей целью показать основные тенденции в решении соответствующего вопроса, существующие в современной лингвистике, является своеобразным путеводителем, способным помочь читателю ознакомиться с научной литературой по теме. После теоретического материала даются вопросы для обсуждения, темы рефератов, практические задания, позволяющие применить полученные знания на практике. Самостоятельная работа с научной литературой, анализ современных лингвистических концепций позволят глубоко и прочно усвоить материал, они вырабатывают навыки самостоятельного проведения исследования по разным аспектам ментальности народа, включая концептуальные изыскания.

Каждый параграф завершается списком основной литературы по теме.

Раздел «Основы ментальности русского народа» написан доктором филологических наук, профессором Санкт-Петербургского государственного университета Владимиром Викторовичем Колесовым.

Раздел «Исследование ментальности русского народа» написан чл.-корр. САН ВШ, доктором филологических наук, профессором Кемеровского государственного университета Мариной Владимировной Пименовой. Ею же составлены списки вопросов для обсуждения, темы рефератов, списки литературы и заключение.

Авторы выражают глубокую признательность рецензентам пособия — доктору филологический наук, профессору В. И. Карасику и доктору филологических наук, профессору В. И. Теркулову — за внимательное прочтение пособия и ряд ценных замечаний, способствовавших его улучшению.

Авторы

Раздел 1. Основы ментальности русского народа 

1.1. Русская ментальность на фоне западноевропейской

Здесь речь пойдет о некоторых признаках, коренным образом отличающих ментальное поле сознания восточных европейцев от западной ментальности. Чтобы избежать обвинений в какой-либо предвзятости, автор оперирует текстами русских и зарубежных писателей, философов и публицистов, так или иначе касавшихся этой темы.

Национальное своеобразие по отмеченным особенностям научного мышления неоднократно обсуждалось в русской литературе. Вот суждение Герцена (1954: 314): «Немцы привыкли читать в поте лица тяжелые философские трактаты. Когда им попадается в руки книга, от которой не трещит лоб, они думают.., что это пошлость». Даже «французская дерзость не имеет ничего общего с немецкой грубостью», тогда как «англичане — дурные актеры, и это делает им честь», — утверждает писатель. Эмпирическая тайна вещного у англичан иллюстрируется его пищей: «Англичанин ест много и жирно, немец много и скверно, француз немного, но с энтузиазмом; англичанин сильно пьет пиво и все прочее, немец тоже пьет, только пиво да еще пиво за все прочее...» Но самая выразительная черта англичанина — его консерватизм и любовь к политике, тогда как «француз, действительно, во всем противоположен англичанину: англичанин — существо берложное, любящее жить особняком, упрямое и непокорное; француз — стадное, дерзкое, но легко пасущееся. Отсюда два параллельных развития, между которыми Ламанш. Француз постоянно предупреждает, во все мешается, всех воспитывает, всему поучает; англичанин выжидает, вовсе не мешается в чужие дела и был бы готов скорее поучиться, нежели учить, но времени нет — в лавку надо». Всё это — выдержки из «Былого и дум», где сказано и об американцах: «Американцы — более деловые, чем умные; они станут счастливее, но не будут довольны» — каково?!

В Петербурге особенно часто обсуждается германский склад характера.

«Особенность германского мира не в том, что ему чуждо само существо церковной религиозности, а в том, что ее формы остаются для него в значительной степени внешними» (Карсавин 1918: 115). Дух германской расы «повсюду и всегда, что бы его ни занимало, устремляется к частному, особенному, индивидуальному. В противоположность обнимающему взгляду романца взгляд немца есть проницающий», тогда как «пренебрежение к человеческой личности, слабый интерес к совести другого, насильственность к человеку, к племени, к миру есть коренное и неуничтожимое свойство романских рас» (Розанов 1990: 373). Михаил Пришвин понимал дело так: «Немец способен на всевозможное и в этом лучше всех во всем мире. Русский в возможном недалеко ушел, но он как никто в невозможном (“чудо”)» (Пришвин 1986: 559).

Русские люди тем хороши, что — разные, замечал Пришвин, но немцы также «разные». С одной стороны, «и Шлецер, и Бирон с одинаковым презрением к России и почти с одинаковым корыстолюбием с истинно немецкой наглостью» (Коялович 1997: 163). С другой — «на Русь пришли лютеране Даль, Гильфердинг, Саблер... Востоков. И поразительно, что они все не только потеряли “свое немецкое”, придя на Русь, с каковою потерею, естественно потускнели бы. Этого не случилось, а случилось другое: они расцвели, стали ярче, сохранив всю деловитость и упорядоченность форм (немецкое “тело”), но пропитав все это “женственною душою” Востока... В конце концов, оставили и свою религию, приняв нашу восточную, — без стеснения, без понуждения, даже без приманки, сами» (Розанов 1990: 333).

Также и критическое отношение к знанию-пониманию у разных народов облекается в своеобразные формы.

«Француз — догматик или скептик, догматик на положительном полюсе своей мысли и скептик