Марко Миссироли

Всё и сразу

Роман

Римини и Клаудио Каццаниге

(1980–2020)

Я живу тем, чего другие во мне не видят.

Петер Хандке

Marco Missiroli

Avere tutto

* * *

This edition was published by arrangement with MalaTesta Literary Agency, Milan, and ELKOST International Literary Agency, Barcelona

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Avere tutto © 2022 by Marco Missiroli, all rights reserved.

Original edition: 2022 by Giulio Einaudi Editore SpA

© А. Манухин, перевод на русский язык, 2024

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2024

© ООО «Издательство Аст», 2024

Издательство CORPUS®

Июнь

Его звонок застает меня в супермаркете. Говорю «привет», он откашливается, но в ответ ни слова. По слухам, гоняет ночами на своей «рено-пятерке».

Спрашиваю, как дела.

– Прости, что беспокою, – говорит.

– Да брось.

Он затягивается сигаретой.

– Заплатили тебе в итоге?

– Пока нет.

Мы молчим – я так в детстве смотрел, как он чинит розетку, дверцу буфета, водосток на заднем дворе. На его легкие пальцы.

Потом говорю, что собираюсь в гости.

– В самом деле приедешь?

– У тебя же день рождения.

– А с работой что?

– Разберусь.

Через пять дней я в Римини. Жалюзи в доме опущены, дверь гаража нараспашку. Он, в своей вечной панаме, копается в помидорах.

– Привет, – отрывается от грядки, лицо блестит от пота. – В пробке стоял?

– Не, обошлось.

Проходя мимо, пытается перехватить у меня сумку, я уклоняюсь. Следую за ним в нижние комнаты, но в коридоре останавливаюсь. Только тогда он понимает, что спать я собрался наверху.

Поднимаю жалюзи в спальне, и лучи солнца, взметнув мелкую пыль, заливают стеллаж с альбомами футбольных карточек «Панини». Вижу в окно «рено-пятерку», на которой он ездит уже двадцать семь лет. Диск погнут, на бампере потертости. Дон Паоло звонил мне в Милан предупредить, что отца опять до самого рассвета не было дома, пахнет неприятностями.

– Да какие там неприятности…

– В баре говорят, что он приходит туда уже затемно, лицо перекошено… Ну, ты своего отца знаешь…

– Поговори с ним.

– Сам говори, Сандро.

Потом отец приносит наволочки и прочее. Заправляем постель, основательно встряхнув простыню, как это всегда делала она. Наши движения неторопливы и точны, а когда заканчиваем, он тотчас выходит из комнаты и удаляется на кухню.

Шарит по ящикам, гремит посудой, чем-то шумно хрустит. Заглянув, вижу: стоит на цыпочках на стуле, в консервах роется. Пузо наел.

Бесшумно, стрекозой спорхнув на пол, идет к плите, включает газ. Невесть откуда достает спичку, чиркает, головка вспыхивает: Нандо, стрелок с Дикого Запада.

Чуть позже выхожу привычным маршрутом. Пешочком по виа Маджеллано, по Ина Каза – кварталу социального жилья с его узкими улочками, где, прильнув к окнам, ждут наступления июня. Желанный июнь приходит, а с ним и толпы понаехавших на открытие сезона, и радостное предвкушение, которым мы так томимся вдали от моря.

До парка, чтобы стряхнуть с себя последние остатки Милана, иду, как всегда, мимо начальной школы, а потом срезаю двором подковообразного здания. К финишной прямой у бара «Дзета» ботинки уже окончательно запылились, а Север выветрился из головы: меня ждут молодые артишоки под соусом из тунца. Кто-то здоровается, кто-то шепчет: это ж сынок Пальярани.

Когда я возвращаюсь, в доме вкусно пахнет, но на кухне никого нет. Он торчит в моей комнате, проверяет москитную сетку. Кивает: порядок, мол, – и уходит. Успел выгрести все из тумбочки, прибрался на письменном столе. Сумка так и валяется на полу, но молния на сей раз расстегнута где-то на треть.

Ужинать садимся ровно в половине восьмого, но сперва он интересуется, погасил ли я свет. Какой еще свет? Да в комнате, откуда вышел. Совсем помешался на экономии, он и на нее ворчал: мол, ты не за «Энель»[1] замуж выходила.

Он запек цыпленка с картошкой, сделал соус с баклажанами и цветками тыквы. Глядя, как я обсасываю румяную куриную кожицу, берет и себе:

– В Милане-то небось одна заморозка…

– Ну уж.

– А откуда тогда мешки под глазами?

– Сказал Кларк Гейбл.

Потом он снова заговаривает об оплате, которую я жду. Рвется помочь.

– Все нормально, рано или поздно придет.

– Те же десять восемьсот?

– Десять четыреста.

– Тебе сорок лет, сколько можно!

– Зря я тебе сказал.

Фыркает.

– Точно не впритык?

– Да нормально всё.

Он доскребает остатки, отрезает хвостик баклажана и бросает туда же, прямо в тарелку.

– Стоило с насиженного места уволиться, и вот те на. – Потом, вскочив, достает из буфета вино, одним движением скручивает пробку, вертит ее в руке. – Когда мы закрыли бар «Америка», помнишь, я еще орал все время?

– Помню, ты вечно злой был как черт.

– Я Роберти лет за пять до того четырнадцать миллионов одолжил, только он мне их не вернул, а они бы знаешь как в баре пригодились, – и кладет мне еще цветок тыквы.

– К моим деньгам это как относится?

– А так, что у меня все духу не хватало те миллионы потребовать. Думаешь, я ему звонил, Роберти этому? Да ни в жисть! – Он утирает губы. – Что ни вечер, все садился и прикидывал, как концы с концами свести. Ты-то хоть им звонил?

Киваю.

– Хватит нам и одного бара «Америка», Сандрин. – Он наливает мне, поднимает бокал. – Приятного аппетита.

Но я знаю, что дело не в баре «Америка». Дело в ящике персиков «кардинал». И в траектории, которая успевает измениться, пока они с дедом эти персики собирают: отцу пятнадцать, он собирается в Равенну учиться на геодезиста.

Это она мне рассказала, пока мы взбирались к замку Веруккьо: рука уперта в бедро, лодыжки изящные, как у балерины, и так не сочетаются с маминым телом. Вконец запыхавшись, она чуть замедлила шаг и выдохнула: «Ты, Котя, университет выбирай по душе, а не как твой отец в тот день, в саду Сан-Дзаккария».

Мы остановились взглянуть на долину Мареккья под стеной.

Огромный фруктовый сад в Сан-Дзаккарии, помнишь? Представь: дедушка Джулиано, рядом с ним твой папа – он как раз решил, на кого будет учиться. Счастлив: очень уж нравятся ему все эти стройплощадки, фундаменты, уровни и квадратные метры. Думает о них,