Константин Михайлов

Вполне достаточно

1

Я сидел на лавке, глядя на автобус, который меня высадил. Я только что вернулся из регионального центра. В кармане у меня хрустела бумажка из военкомата, подтверждавшая, что я негоден к военной службе.

— М-да, молодой человек, — сказал врач на медкомиссии — сердце ваше в любом случае протянет максимум лет пять — то же самое сказал и кардиолог в больнице.

— Вполне достаточно — ответил я.

Врач не придал большого значения моему ответу, он понимал, что менять я ничего не буду, начеркал мне что-то в приписное и отправил в другой отдел, где резюмировали: негоден.

В сущности, мне не было никакого дела до того, годен я или негоден. Кто-то говорит, что армия — это один потраченный впустую год, но какая разница, когда вся жизнь потрачена впустую?

День выдался не самый лучший. Осень сдавала свои позиции, опавшие листья еще не успели погнить, а на пороге уже стояла зима. Небо затянули серые тучи из которых, казалось, должна политься ртуть. Редкие хлопья снега проносились по улице, гонимые промозглым ветром. Прохожие поглубже кутались в свои пальто и ускоряли шаг, спешили домой на обед.

Я закурил и задумался. Пять лет. Хоть я и сказал, что этого достаточно, но не до конца понимал, для чего достаточно? Что можно успеть сделать за это время? Наверное, много чего. Кто-то за подобный срок успевает жениться, развестись, еще раз жениться и еще раз развестись, попутно наделав пару-тройку отпрысков. Кто-то может написать несколько романов или снять фильм. Кто-то отучиться в университете. Но все эти абстрактные кто-то меня не очень-то волнуют. Вопрос в том, что Я могу сделать за пять лет? Вот тут уже полет фантазии заканчивается.

Вроде бы как, мы сами пишем историю своей жизни. Однако, как и с любой книгой, после нескольких написанных строк, круг возможных сценариев сужается, и чем больше слов написано, тем уже круг становится, а удавка на шее стягивается все сильнее и в конце концов ты становишься заложником собственного текста.

Свою же книгу жизни я писал настолько бездарно, что теперь даже рад тому, что близится её финал. По крайней мере теперь появилась уверенность хоть в чем-то: пять лет и конец. Славно.

Ветер усиливался, но вставать с лавки совсем не хотелось. Вроде бы нужно было пойти домой, ведь идти больше некуда, но при мысли о доме, силы вдруг покинули меня. В душу и тело проникла глубочайшая усталость. На миг показалось, будто я уже умер, просто не до конца осознал это. Я достал из внутреннего кармана пальто фляжку и сделал два больших глотка. Коньяк хорошо прогрел меня. Кажется, я все же пока живой. Поглубже укутавшись в пальто, я лег на скамейку и, несмотря на вой ветра и холод, уснул. Сон был глубокий, глубже чем тот, что бывал у меня дома в теплой кровати.

2

Различные образы то приходили, то уходили. Я пытался ухватиться за один, но он как кусок мыла выскальзывал у меня из рук и тут же исчезал, за ним появлялся новый, такой же неуловимый. И так раз за разом, сон за сном. Наконец что-то проявилось, я все еще ничего не мог увидеть, но я чувствовал. Я ощущал давно забытый мною уют и какое-то особое тепло. Такое тепло, которое может ощущать человек полноценный, не тот, что таскает с собой повсюду флягу с коньяком. Эти чувства настолько разбередили меня, что сквозь сон захотелось блевать. Затем все исчезло и я погрузился во мрак и во мраке было шумно. Очень шумно.

Бум-бум-бум-бум-бум. Так громко, будто небеса раскалываются и по частям падают на землю.

Бум-бум-бум-бум-бум.

Я открыл глаза.

Хоть солнечному свету и приходилось пробиваться сквозь плотные тучи, я все равно прослезился. Передо мной стояла маленькая девочка лет пяти и колотила своими ладошками по лавке. Стоило мне только дернуться, как тут же к девочке подбежала девушка, видно мать, и отбежала с девочкой в руках в сторону. Я немного смутился, но как только мои мозги немножко прочистились, я осознал, что наверное не стоит детям приближаться к людям спящим на лавке. Я сел и немного размял затекшие руки. Мать что-то объясняла своей дочери, пока я протирал глаза.

— Простите, моя дочь вас разбудила — сказала мать немного смущенно.

Вежливость — это хорошо, подумал я.

Я довольно сильно замерз и поэтому вновь прибег к волшебной силе фляжки.

— Наконец-то проснулся! — воскликнула девочка и уперла руки в боки — Моя бабушка говорит, что если ты уснешь на улице, то забудешь дорогу до дома. — Она пару раз усердно кивнула, поддакивая себе. Манерами она почему-то напомнила мне Муссолини.

— Я и так не знаю дороги домой — сказал я.

Девочка развела руки в сторону, излишне широко.

— Ну вот, все как бабушка и говорила! — прокричала она.

Я рассмеялся. Почему-то дети всегда мне нравились. Рядом с ними я ощущал себя чуть более спокойным. Наверное потому что верил в то, что они меня не будут осуждать.

— Какой-то ты помятый — сказала мать девочки

Я перевел взгляд на неё и удивился. Катя!

Тут же захотелось сбежать, но ноги подвели и не сдвинулись с места.

Странное дело, она ничуть не поменялась за эти годы, хотя, наверное и не должна была. Она смиренно смотрела на меня и будто бы чего-то ждала.

— Он, наверное дурачок, мама. Пошли уже домой — сказала девочка Кате.

Катя положила руку на плечо дочери, чтобы та не перевозбуждалась.

— Раз уж ты не знаешь дороги домой, то, думаю, не против зайти к нам поужинать? — спросила она.

Маленькая мисс Муссолини удивленно покосилась на мать, но ничего не сказала.

— Поужинать?

— Ну, да. Знаешь, ужин — это вечерний прием пищи — подтвердила она

— Погоди, — я немного задумался. — А который сейчас час?

— Полпятого — ответила маленькая мисс Муссолини. Катя кивнула.

Делать было особо нечего. Домой идти все еще не хотелось, а ужин мне все таки был необходим.

— Хорошо, — сказал я- буду благодарен.

И мы пошли к Кате домой. Городок наш был маленький, и от остановки до практически любого дома можно было дойти минут за пять-десять, максимум пятнадцать.

Катя с дочерью шли впереди, а я следом. Кажется, ни я ни Катя не могли понять о чем говорить, поэтому