Проклятая машина! Маленький ярко-красный кабриолет, который она купила из вторых рук на шоссе Портобелло. Ее приятельница Касс сразу сказала, что это одна из тех колымаг, которые вечно ломаются в самом неподходящем месте, где-нибудь посреди дороги в Южной Испании.

Все сочли ее сумасшедшей, когда она объявила, что отправляется одна в Испанию, — впервые за свои двадцать два года Лиза отважилась поехать в отпуск самостоятельно. Ее заботливый, но слишком опекающий братец с женой остались дома, а она колесила по извилистым, взбирающимся с холма на холм дорогам этой удивительной страны, перебиваясь сыром, хлебом и фруктами, купленными у дороги, и останавливаясь на ночь в первой попавшейся гостинице. Но придавала этому не слишком много значения, как это делает Одри, которая не выпускает из рук путеводители и музейные каталоги, очень обеспокоенная, чтобы постели были хорошо проветрены, а вода чистая. Эта Одри очень милая, но такая суетливая. А Лиза уже давно затаила мечту о беззаботном, одиноком отпуске. Одри очень переживала, что у Лизы до сих пор нет жениха, но та в ответ только отшучивалась, говоря, что вступила в женское движение за освобождение и намерена прожить жизнь свободной и эмансипированной женщиной, не желая терпеть рядом с собой мужчину, который решал бы за нее все.

Хотя, по правде сказать, сейчас такой мужчина, способный починить машину, которая заглохла прямо на горной дороге как раз перед наступлением сумерек, был бы очень кстати. Лиза подняла капот и тупо уставилась на бесконечные проводки. Казалось, все было в порядке, все на месте, каждая деталь уверенно и с достоинством держалась на отведенном ей месте, так что ей ничего не оставалось, как захлопнуть капот. До сих пор все шло благополучно и машина вела себя на удивление примерно. Отчаявшаяся путешественница снова уселась за руль и попробовала добиться отклика от заупрямившегося мотора, но в ответ получила только скрежет и чихание, которые заставили бы вздрогнуть глухого за несколько миль отсюда. И Лиза решила, что ей придется провести в этом пустынном месте всю оставшуюся жизнь.

В оба конца тянулась узкая горная дорога, петляющая по краю обрыва. Всюду царила мрачная тишина. Казалось, даже птицы улетели из этих мест и оставили Лизу наедине с бедой. Девушка сунула руку в карман замшевой куртки и вытащила плитку шоколада с изюмом. Голод уже начал сказываться, а до гостиницы, по ее предположениям, оставалось еще несколько миль вверх по горному склону. Она догадалась, что машина сломалась из-за неровной каменистой дороги, к тому же не смогла справиться с таким крутым подъемом. Лиза невозмутимо доела шоколадку, уверив себя, что нет смысла впадать в панику. Рано или поздно кто-нибудь проедет здесь — эта дорога ведет в город, — Лиза попросит помощи или подвезти ее до ближайшей автомастерской. Не может быть, чтобы у них не было мастерской, где она могла бы починить машину. В любом случае надо к пятнадцатому успеть в Мадрид, чтобы выяснить, возьмут ли ее на работу в только что открытый салон Франкисты.

Лиза была на редкость искусной швеей и работала в одном из самых престижных домов моды в Лондоне. Четыре месяца назад Франкиста побывала у них и, когда ей показали работу Лизы, тут же заявила, что для такой портнихи у нее всегда найдется место в новом салоне, который она в то время планировала открыть на авенида Фелипе, в самом сердце делового Мадрида. Именно эта встреча с испанской законодательницей мод стала поводом провести отпуск в этой стране. Девушке казалось, что для нее это единственный шанс вырваться из-под опеки брата, посмотреть мир и, наконец, стать по-настоящему независимой, самостоятельной женщиной. Насчет освободительного движения это была, конечно, шутка. На самом деле ей просто хотелось сменить обстановку, поработать в другой стране и повстречать таких же жизнерадостных открытых людей, какой ей показалась Франкиста. Боб и Одри всегда были склонны обращаться с ней как с ребенком, и хотя она очень любила обоих за заботу и доброту, на самом деле давно уже могла сама о себе позаботиться и строила дальновидные планы относительно продолжения карьеры вдали от Лондона.

Она откинулась на спинку сиденья и чутко прислушалась к тишине, надеясь, что услышит шум подъезжающей машины.

Подняв голову, Лиза увидела первые проблески еще неярких звездочек. Скоро опустится ночь, а ей еще никогда в жизни не приходилось ночевать одной под открытым небом. Не то чтобы она нервничала, но ей стали приходить на ум рассказы о диких испанских кабальеро; мрачные предупреждения ее подруги Касс, в прошлом году побывавшей в Коста-дель-Соль, а после поездки рассказывавшей, что у испанцев совершенно пещерные представления о женщинах. Она даже считала, что они не люди, а просто забавная экзотика.

Тогда Лиза смеялась над этим, но теперь, оглядываясь через плечо на темнеющие вокруг черные громады гор, вдыхая напоенный ароматами воздух, она вдруг ощутила мрачную красоту этих мест и легко представила себе, как на фоне этого пейзажа могла бы развернуться сцена похищения одинокой молодой туристки, девственницы, такой, как она.

Девушка уже строго укоряла себя за все эти глупости, взбредшие ей в голову, и вся сжалась на сиденье, когда издали в полной ночной тишине все отчетливей стал доноситься шум двигателя. Машина ехала на очень большой скорости, резко, с ревом, завернула за поворот, за которым и стояла ее машина, и казалось, неслась прямиком на нее. Мгновенно раздался пронзительный визг тормозов. Водитель вдавил педаль тормоза до упора и резко остановился в облаке дорожной пыли всего в одном ярде от ее красной прогулочной машинки с открытым верхом.

Последние четыре месяца Лиза очень усердно учила испанский и поняла восклицание, которое вырвалось у водителя, — оно касалось некоторых, которые ставят машины на узкой дороге сразу за поворотом, посреди гор.

В свете фар Лиза разглядела его лицо, и смуглые выразительные черты, искаженные гневом, заставили ее сердце затрепетать от непритворного страха. Он казался воплощением ярости, а она была всего лишь хрупкой молоденькой девушкой, одинокой и беззащитной, один на один с ним. Хотя ей отчаянно нужна была помощь, она стала молиться про себя, чтобы этот человек поскорее закончил свою гневную тираду и уехал отсюда. Но тот вдруг резко открыл дверцу своего длинного шикарного автомобиля и направился к ее машине.

Он что-то быстро и сердито говорил по-испански, а она совершенно ничего не понимала. Ей хотелось съежиться от страха перед его неукротимым гневом и забиться в угол, но вместо этого, гордо вздернув подбородок и дождавшись паузы в длинном потоке ругательств, она принялась объяснять ему, что остановилась здесь не по своей воле, чтобы полюбоваться прекрасным видом, а из-за этого проклятого мотора, которому приспичило заглохнуть прямо на дороге. Он сразу остановил поток своего испанского красноречия и уставился на нее сверху вниз черными, блестящими, прищуренными до узких щелок глазами.

— Ну конечно, — сказал он на чистом английском, — кому же, как не самоуверенной англичанке, может прийти в голову остановить машину в таком захолустье и сидеть сложа руки, пока кто-нибудь не наедет на нее из-за поворота. Вы хоть понимаете, что свалились бы в пропасть, не затормози я вовремя?