Посвящается S.F.X. который,подобно солнцу,одаривал наспри своем появлении светом и теплом; примеру для тех, кто мыслитширесвоих горизонтов.

Пресвятая Дева, без греха зачавшая, моли Богао нас, да не постыдимся в уповании на Тебя.

Никто, зажегши свечу, не ставит ее всокровенном месте, ни под сосудом, но на подсвечнике, чтобы входящие виделисвет.

Евангелие от Луки 11: 33

Прежде чем эти свидетельства, покинув мойписьменный стоп, последуют судьбе, которую я для них избрал, мне хотелосьиспользовать их как основание для традиционной, тщательно проработаннойбиографии, где излагается абсолютно реальная история.

В надежде, что это мне поможет, я стал читатьбиографии разных людей, но в результате осознал: точка зрения биографа оказываетсильнейшее воздействие на результат его исследований. И поскольку я намеревалсяне донести до читателя собственное мнение, а показать историю «ведьмы сПортобелло» глазами действующих лиц, то в конце концов забросил первоначальнуюидею книги, сочтя, что лучше будет просто записать все, что рассказали мнеочевидцы.

Никто не зажигает свечу, чтобы таить ее задверью, ибо свет затем и существует, чтобы светить, открывать людям глаза,показывать, какие вокруг чудеса.

Никто не приносит в жертву свое величайшеесокровище, имя которому – любовь.

Никто не вверяет свои мечты в руки тех, ктоспособен их уничтожить.

Только Афина.

Через много лет после того, как она умерла,прежняя ее наставница попросила меня съездить с нею вместе в шотландский городПрестопанс. Там в соответствии с феодальным законом – месяц спустя его признаютутратившим силу – была объявлена амнистия восьмидесяти одному человеку (а равноих котам и кошкам), казненным по обвинению в колдовстве с XVI по XVII век.

Официальный представитель бароновПрестон-грейндж и Долфинстоун заявил, что «преступление большинства не былодоказано, и суды выносили смертные приговоры, беря на веру показания свидетелейобвинения, уверявших, будто ощущают присутствие злых духов».

Не стоит, конечно, ворошить былое и поминатьужасы инквизиции с ее пыточными камерами и кострами, которые разожжены былиненавистью и местью. Но по дороге Эдда несколько раз повторила, что есть впомиловании нечто такое, чего она принять не в силах: городские власти и 14-йбарон Престонгрейнджский и Долфинстоунский, изволите ли видеть, «простили»зверски убитых людей.

– На дворе – XXI век, а наследники и потомкинастоящих преступников, на совести которых гибель ни в чем не повинных жертв,считают себя вправе «прощать» их. Ну да ты сам знаешь, Хирон.

Да уж, мне ли не знать… Набирает силу новаяохота на ведьм, но на этот раз действовать предпочитают не раскаленным железом,а насмешкой и глумлением.

Каждый, кто, случайно открыв в себе дар,осмеливается упомянуть о нем, сталкивается с недоверием. А муж, жена, отец, сынэтого человек, вместо того чтобы гордиться им, обычно запрещают ему говорить освоей таинственной способности, потому что боятся травли.

Раньше, до знакомства с Афиной, я полагал, чтовсе это – не более чем бесчестный способ извлечь выгоду из отчаянья, стольприсущего человеческому существу. Отправившись в Трансильванию сниматьдокументальный фильм о вампирах, я намеревался показать, как легко обманутьлюдей, ибо суеверия, сколь бы нелепы ни были они, глубоко укоренились в душечеловеческой и используются бессовестными манипуляторами. Когда я осматривалзамок Дракулы, восстановленный лишь для того, чтобы туристам казалось, будтоони находятся в некоем особом месте, мне устроили встречу с однимправительственным чиновником, который намекнул, что, если фильм покажут поБи-би-си, я получу, как он выразился, «значительный» подарок. В глазах этого клеркая способствовал распространению мифа, я подчеркивал его непреходящую ценностьи, стало быть, вправе был рассчитывать на щедрую награду. По словам гида,количество туристов возрастает из года в год, и полезно любое упоминание обэтих местах – пусть даже одни твердят, что замок – это декорация, а другие –что Влад Дракула был историческим персонажем, не имеющим ни малейшего отношенияк мифу, а третьи – что все это вообще родилось в больном воображении некоегоирландца (Брэма Стокера. – Прим. ред.), никогда в жизни не бывавшего здесь.

И в этот самый миг я отчетливо понял, что, какбы строго ни отбирал я факты и ни ратовал за правду, все равно невольно будуспособствовать упрочению лжи; и даже если цель моего фильма – лишить это местоореола легенды, люди по-прежнему будут упрямо верить тому, во что хотят верить.И прав этот гид: по сути, я делаю рекламу. И тогда я отказался от проекта, хотяуже успел вложить в него немалые деньги.

Однако поездка в Трансильванию, скажу безпреувеличения, перевернула мою жизнь – там я встретил Афину, разыскивавшуюмать. Судьба, столь же непредсказуемая, сколь и неумолимая, свела нас лицом клицу в весьма непрезентабельном холле второразрядного отеля. Я присутствовалпри ее первом разговоре с Дейдрой – или Эддой, как она любит себя называть. Я,словно бы со стороны, наблюдал, как мой разум вел с сердцем заранее обреченнуюна поражение борьбу ради того, чтобы не дать мне увлечься женщиной, которая непринадлежала к моему миру. Я рукоплескал, когда сердце выиграло эту схватку,после чего мне не осталось ничего иного, как сдаться и предаться охватившейменя страсти.

И благодаря этой страсти я увидел обряды иритуалы, о которых до сей поры даже не подозревал, присутствовал при двухматериализациях, самолично наблюдал, как впадают в транс. Считая, что любовьзастит мне глаза, я сомневался в истинности происходящего, но вместо того,чтобы вогнать меня в столбняк, сковать и обездвижить, сомнения гнали меня к темокеанам, чье существование я прежде не мог даже допустить. Именно эта силаприходила мне на выручку в трудные минуты, помогала противостоять цинизмудругих журналистов и писать об Афине и ее работе. А теперь, хотя Афины уже нет,любовь все еще жива, и сила ее остается прежней. Но всей душой я мечтаю толькооб одном – забыть то, что увидел и чему научился. Ибо в том мире я мог плыть,лишь держась за руку Афины.