Взъерошенная, будто продавщица беляшей из привокзальной забегаловки, ондатра вылезла из воды. В зубах она держала толстое корневище белокрыльника со свисающими словно тонкие мучнистые черви боковыми корешками. Оглядевшись по сторонам, она, совсем как человек, тяжко вздохнула и, неуклюже переваливаясь на коротких лапах, полезла на высокую сухую кочку, вспугнув по пути дурного рябчика. Покрепче ухватила передними лапками сочный побег и с наслаждением вгрызлась в рыхлую мякоть. Откусывая крепкими желтыми зубами мясистые куски, ондатра с громким чавканьем принялась задумчиво жевать, не обращая внимания ни на что. Даже слабые хлопки откуда-то сверху не вывели ее из столь блаженного медитативного состояния. Как, впрочем, и мелькнувшая странная белая тень высоко в небе.

Внезапно ветерок поменял направление — и тут же из-за елей и лиственниц пахнуло тяжелым сладковатым запахом с острым металлическим привкусом. Ондатра перестала жевать и насторожилась — ей не нравился этот запах, было в нем что-то тревожащее, неправильное, такое, что будоражило и заставляло панически бояться. Бросив недоеденный стебель, решительно прыснула прочь, по пути сбив крупную хищную росянку, которую она в обычное время всегда обходила стороной.

Коротко проверещав что-то ругательно-нелицеприятное, ондатра с разбегу плюхнулась в болотную воду и поплыла подальше, прочь от неприятного места, оставив после себя на прибрежной траве лишь резкое мускусное облачко и огрызок белокрыльника.

Вспугнув ондатру, легкомысленный таёжный ветерок с чувством выполненного долга вернулся обратно — на полянку, и там притих. Если бы трусливая ондатра таки решилась и заглянула сюда, она бы испугалась еще больше: здесь находились мертвецы. Пятеро трупов буквально плавали в лужах крови, право почва была еще сырая, глинисто-глеевая, и кровь впитывалась крайне неохотно. Бородатые, здоровые мужики были варварски убиты, растерзаны, а в спине одного из них так и торчал топор.

Трагедия произошла совсем недавно: все палатки были сбиты и перевернуты, вещи разбросаны, словно кто-то очень долго что-то искал, на потухшем кострище валялся перевернутый котелок с обугленной кашей, над которой еще вился легкий вонючий дымок.

У всех пятерых мертвецов на лицах застыли гримасы такого невообразимого ужаса, на которые было жутко смотреть. А зеленые мухи с противным жужжанием уже кружились над страшной полянкой: они устремлялись туда, к погибшим, и даже злой таёжный ветерок ничего не мог с этим поделать.

Очнулась я внезапно, от холода. Меня стремительно засасывало в стылую липкую жижу. Всё быстрее и быстрее я погружалась в болотную топь, ушла уже выше пояса. Ноги и руки закоченели и отказывались повиноваться, тело налилось свинцом.

Блядь!

Подвывая, я ухватилась за ветки ближайшей осинки и попыталась замедлить погружение. Главное, не делать резких движений и не суетиться. Сжав зубы, чтобы сдержать крик, я продолжала цепляться за спасительные ветки. Одна из них тут же треснула и обломалась под моим весом, а я ухнула лицом обратно вниз, подняв тучу брызг. Заодно нахлебалась тухлой болотной тины.

Чёрт!

Меня затрясло. Пальцы на правой от напряжения вот-вот разожмутся и тогда всё. С усилием я выдернула левую руку из болота и ухватилась за уцелевшую ветку. Тонкая, сука. И рука скользит. Отплевывая вонючую воду, я еще крепче уцепилась за мокрые ветки и осмотрелась.

Слева, на расстоянии вытянутой руки, была огромная, заросшая осокой, кочка. Если я сейчас смогу на нее забраться, будет хорошо. Недолго думая, я протянула руку и схватилась за плотную травяную бороду. Другой продолжала держаться за ветки. Делая червеобразные движения, принялась выкручивать себя из болота. Тяжело. Оттолкнувшись от осинки, я рывком ухватилась и второй рукой за траву. Есть! Я почти легла на кочку, уцепилась руками и даже зубами, и стала подтягиваться. Руки резались об острую, словно нож, осоку, но боли я не чувствовала — ужас вперемешку с липкой холодной жижей захлестнули меня, солеными слезами застилая глаза.

Так, главное, не поддаваться панике. Только не паника!

Могучим усилием я сделала мощный рывок, и болото с злым чавканьем таки отпустило меня. Через секунду мои ноги уже были на свободе. Я шумно перевалилась и влезла на кочку. Вся.

Фух!

Отплевываясь, я перевела дыхание.

Вроде спасена. Я все никак не могла отдышаться и отплеваться. Липкий пот залил всю спину и глаза. Меня опять затрясло.

Я без сил лежала на кочкарнике, вся в грязи, мокрая. От болота густо тянуло холодом и таким дурманяще-сладковатым запахом багульника, что закружилась голова. Тишину нарушали лишь мерный скрип корявой лиственницы и звон комаров. Начали тягуче ныть порезы на руках и лице.

Самое хреновое, что я вообще не помнила, как я здесь оказалась. Чёрт, кажется, я вообще ничего не помнила! От этих мыслей голова разболелась еще сильнее. Она и так все время болела, особенно сзади, но сейчас — особенно сильно.

Ладно, обдумаю всё потом.

Внезапно над головой послышался резкий хлопок, от неожиданности я вздрогнула и машинально глянула вверх — высоко в небе мелькнуло что-то белое, и тут же пропало за елями, как и не было.

Видимо, померещилось.

Я огляделась — вокруг затянутого осокой, пушицей и белокрыльником болота с тускло отсвечивающими на солнце редкими проплешинами черной маслянистой воды, везде, куда доставал взгляд, простиралась дремучая стена леса. Буреломы, старые корчеватые лиственницы и ели вперемешку с кривыми искорёженными березами были аж седыми от лишайников и мха.

Тайга. Нехоженая, дикая, первозданная северная тайга.

Как я здесь оказалась — непонятно. Ноги, руки и лицо снова пронзила резкая боль. Ахнув, я схватилась за ноги — мои сапоги остались там, их засосало в болото, ноги были босые, в многочисленных ссадинах и порезах от осоки, и сейчас их густо облепил гнус — мошка и комары. Они кружили надо мной, с противным тягучим звоном впивались в лицо, руки, шею, босые ступни. Все открытые участки тела сейчас представляли сплошь покрытую гнусом массу.

Охая и подвывая, я принялась отгонять назойливо лезущую мошку, но тщетно. От моих резких суетливых движений, она налетала еще больше. Глаза слезились. Лицо, губы, веки — все распухло от укусов и ужасно болело.

Отбиваясь от гнуса, я мельком осмотрела себя — на мне была легкая куртка цвета хаки, с капюшоном и накомарником, очистив лицо от мошки, я торопливо, путаясь в завязках, натянула капюшон и закрыла лицо сеткой. Дышать стало чуть легче. Парочка особо назойливых мошек проникли внутрь, под сетку и сейчас нападали на лицо. Яростно раздавив их, я натянула манжеты рукавов как можно выше, почти скрыв кисти, и