Бар Рэндалла располагался по меньшей мере на полмили в глубину, под каменистой поверхностью Кармеллы‑2, и обстановка там была завлекательнее некуда — ни дать ни взять сточная канава. Вывеска на двери из простых неоновых трубок, никаких тебе голограмм, световой бильярд глючит без конца, воздух спертый, кислый — можно представить, через сколько легких он прошел. Посетители — дюжина мужчин да с полдюжины женщин, поджарые, опасные подземные обитатели, привыкшие к тяжелой работе и скудной еде, все в разной степени опьянения, но, похоже, решительно настроенные продолжать до победного конца. Дрифт знал, что пиво у Рэндалла заказывать точно не стоит, и потому цедил понемногу из грязного стакана прозрачную жидкость, которая больше всего походила на растворитель для масляной краски, хотя, наверное, даже тот имел более утонченный вкус.

Случалось ему по собственной воле бывать и в менее приятных местах, но теперь он что-то не много таких мог припомнить — может, одно-два.

— Эй!

Голос высокий, ломкий, мальчишеский.

— Эй, мистер!

Из обращения никак не следовало, что оно относится именно к нему. Он остался сидеть как сидел, низко опустив голову и пристально глядя в стакан. И, конечно, его тут же дернули сзади за бронежилет.

— Эй, мистер! Вы же Икабод Дрифт?

Дрифт вздохнул и поднял взгляд на свое отражение в зеркале за баром: острое, скуластое лицо, волосы до плеч, выкрашенные в фиолетовый цвет оттенка «вырви глаз» и прихваченные черной банданой, чтобы не лезли в глаза, кожа золотисто-смуглая — целиком заслуга предков: не столько времени он провел под ультрафиолетовым излучением разных солнц, чтобы загореть. Он развернулся на табурете и рассеянно поднял руку — почесать под механическим глазом, который вовсю жужжал линзами, наводя фокус на мальчишку.

На Дрифта из-под светлого ежика волос таращились огромные шахтерские очки, закрывающие половину чумазого лица, а если учесть тонкий голос и почти бесформенный комбинезон — должно быть, обноски старшего брата или сестры, — то поди еще разбери, мальчишка это или девчонка. Дрифт постарался улыбнуться — той самой победной улыбкой, которая помогала ему забраться в чью-нибудь постель или выпутаться из неприятностей столько раз, что и не сосчитать. А между прочим, когда деньги играют в жизни такую роль, как у Икабода Дрифта, считать надо уметь будь здоров как.

— Sí,soyуо[1], миролюбиво отозвался он, — а вот ты кто такой? Для юстита молод еще вроде.

Да и с чего бы юститам его сейчас разыскивать — помимо всего прочего, Икабод Дрифт вне закона пока еще не объявлен… в полном смысле слова. Им просто, как выражался в свое время старина Келсьер, интересовались. Кто именно и насколько, зависело от последних событий и от того, обеспечено ли у него на этот случай надежное алиби.

— Вы же тот самый, который убил Гидеона Ксанта? — спросил мальчишка.

В полутьме бара повисла настороженная тишина. Банда Ксанта — «Дикие пауки» — последние восемнадцать стандартных месяцев держала в страхе целых три района этих живущих практически вне закона пчелиных сот — подземных ходов, пещер и заброшенных шахт, которые составляли так называемую Подземную часть луны иод названием Кармелла-2, входившей в состав Соединенных Штатов Северной Америки. Дрифт своими ушами слышал уже три разные версии этой истории — как они вдвоем, он сам и его правая рука, разгромили «пауков», а потом приволокли труп Гидеона в Управление юстиции на Верхней Подземной, чтобы получить щедрую награду, обещанную за его покрытую шрамами голову, вернее, за то, что от нее осталось.

— Это ж где было–то, — сказал он, будто невзначай меняя позу так, чтобы видеть не только настырного юнца, но и дверь. Правую руку Дрифт небрежно уронил к бедру, поближе к кобуре с пистолетом. — Удивительно, как быстро молва разнеслась. Где это ты услыхал такую новость?

— Да тут банда одна в городе появилась на днях, — звонким голосом проговорил мальчишка, — вот они и расспрашивали, не видел ли кто Икабода Дрифта, мексиканца, который убил Гидеона Ксанта. Десять баксов обещали тому, кто расскажет, где он.

— Ясно, — мрачно ответил Дрифт.

Не то чтобы это было неожиданно, но все же… Наверное, на лице у него что-то такое отразилось, потому что мальчишка — а может, девчонка все-таки? — вдруг метнулся назад и рванул к выходу, словно боялся, что его силой удержат, не дадут получить обещанную награду.

— Эй! — крикнул Дрифт вслед удаляющейся фигуре. — А имен ты их не расслышал часом?

— Только того, здоровенного. — Голова в защитных очках снова просунулась в щель приоткрытой двери.

Дрифт приподнял брови и нетерпеливо махнул рукой: мол, не тяни резину, парень.

— Он говорил, его зовут Гидеон Ксант.

Голова исчезла, дверь бара закачалась на петлях. Атмосфера напряженного ожидания резко сгустилась — чуть ли не вкус ее во рту ощущался. А может, желчь просто.

Вот дерьмо, — бросил Дрифт, ни к кому не обращаясь, и соскользнул со стула, стукнув подошвами ботинок о грязный пол.

Чувствуя, что весь бар смотрит на него, он картинным жестом одернул бронежилет, поправил бандану, проверил пистолеты и решительно зашагал на выход. Громила — стареющий, но все еще здоровенный вышибала — кивнул ему, когда он проходил мимо.

— А может, не стоит тебе туда соваться, а, Дрифти?

— Да тут просто недоразумение наверняка, — ответил Дрифт с напускной уверенностью.

Громила выглянул за дверь, и на лбу у него появилось еще несколько морщинок в придачу к имеющимся.

А мне что-то сдается, все не так просто.

— Ну, не знаю, — вклинился сидевший рядом Горностай.

Горностай был маленький, щуплый, его обязанности в баре Рэндалла состояли в том, чтобы присматривать за вещами, которые Громила конфисковывал у посетителей, — в основном это было любое оружие крупнее пистолета, потому что совсем без оружия в бар на Кармелле только дурак пойдет, — а потом раздавать их обратно на выходе, полагаясь на свою безупречную память.

— По мне, так как раз проще некуда — Гидеон–то, выходит, живехонек.

— Это как посмотреть, — ответил Дрифт и неторопливо вышел.

Перед ним лежало то, что в Дроунинг Бенд за неимением лучшего считалось городской площадью. Химический запах от протекающего где-то рядом промышленного стока пропитывал воздух, сразу же заползал в нос, стоило только оказаться, условно выражаясь, на улице. Высоко над головой, на куполообразном своде, выбитом в цельном твердом камне, горели фонари, давая ровный яркий свет. Что в каком-то смысле было как раз некстати. Хоть какая-то тень, чтобы укрыться в ней, сейчас бы очень не помешала.