Раскрасневшийся мальчик с фальшивой улыбкой смотрел на меня из алькова, пряча под подушкой кинжал. Ждал.

– Госпожа?

Он старательно думал обо мне. О том, как я красива, умела, чудесна, великолепна. О том, что о моей доброте можно слагать легенды. Что я сострадательна и исполню его просьбу – без сомнений. Правда, время от времени сквозь эту ванильно-пряничную завесу просвечивал страх. Но мальчик был храбрым и не давал страху разойтись. Он старательно умащивал меня своими мыслями, глядел обещающе, зная, что он красив и любая леди, вплоть до королевы, не против оказаться с ним в постели. Да, львиная доля самодовольства в его мыслях, конечно, была. Иначе он никогда бы не осмелился прийти.

– Госпожа Элиза, вы прекрасны…

Я усмехнулась. Ну конечно, прекрасна. Когда выпрашиваешь жизнь и свободу родственников, пойдёшь не только на альковные утехи с ужасной чародейкой. Ещё и улыбаться при этом будешь, и напевно комплименты рассказывать.

Когда мальчик дошёл до моих глаз (синих, точно бесценные сапфиры Матери), я отставила бокал с отравленным вином и перебила:

– Не переусердствуйте, граф. К тому же это всё равно бессмысленно: ваш отец уже на том свете, а мать умрёт утром. И вы ничего не можете с этим поделать.

Мальчик оцепенел. В моих словах он не усомнился: все знают, что я не лгу. Никогда.

Я ждала. Какое-то время в спальне звенела тишина, потом юный виконт – точнее, уже граф – хрипло произнёс:

– Зачем?

Метнуть в меня кинжал он не передумал. Просто тянул время.

– Приказ королевы, – сказала я, следя за его руками. – Приказы Её Величества священны.

– Королевы? Твоей хозяйки, чудовище! – выплюнул мальчик, и я улыбнулась. Чудовище. Уже не прекрасна. Уже не сапфиры Матери.

– Да, граф. Моей хозяйки. Она приказала, и я выполняю. Но хочу заметить, о вас Её Величество не сказала ни слова.

Его ярость я почти чувствовала на языке вместе с горечью яда.

Но больше юный граф не удостоил меня ни словом. Он просто сел и принялся медленно – одной рукой плохо получалось – застёгивать пуговицы сорочки.

– Кинжал достаньте, граф, вам же неудобно, – буднично посоветовала я, чувствуя себя старой не по годам. А ведь это мальчик меня старше. Лет на пять точно.

У юного графа не нашлось выдержки отрицать очевидное или устраивать для меня представление. Как и броситься на меня с этим самым кинжалом.

Да, теперь понимаю, почему королева не взяла его в фавориты. Глядя, как он торопливо хватает оставшуюся одежду и пытается сбежать, хотелось зевать от скуки.

Мальчик настойчиво дёргал дверную ручку, когда я подошла.

– Ну куда же вы, граф? Вы же мне обещали небо в алмазах. Или сапфиры Матери? – он был выше меня и, конечно, крупнее, но, когда я обняла его, замер как котёнок. – Вы правда думаете, что можете так просто уйти? От чародейки? Чудовища?

– Я вас ненавижу, – выдохнул он, когда я запустила руки в его волосы и легонько дёрнула, заставляя откинуть голову.

– Да нет, ненавидеть вы меня будете завтра, – улыбнулась я. – А до этого мы приятно проведём время. Правда?

А что ты хотел, мальчик? Сунуться в логово чудовища и уйти невредимым? Начитался рыцарских романов? Ну так рыцари там спасают прекрасных дам, а не травят их и не угрожают клинком.

Утром этот «рыцарь» снова попытается меня убить – кинжал я оставила лежать на полу у постели. И, если мне повезёт, будет пытаться ещё на протяжении седмицы. Больше никто не выдерживает.

А я получу силу на заклинания. И если закрыть глаза, и представить вместо изящных по-девичьи черт лицо другого, настоящего рыцаря, вместо чёрных волос – тёмно-золотистые, а вместо зелёных глаз – медовые… тогда я могу получить ещё и удовольствие.

И ненависть вместо любви. Любовь для таких, как я, – слишком большая роскошь.

Мы, чародеи, не умеем любить. Мы сильнейшие существа в мире, нам подвластна магия, мы почти боги. Кто-то из великих мудрецов древности, кажется, говорил, что человек всегда жаждет получить абсолютную власть и только тогда он будет по-настоящему счастлив. Ха! Впрочем, вряд ли он имел в виду чародеев – даже нам далеко до абсолютной власти. Мы клянёмся в вечной верности господину и подчиняемся его приказам. Мы не смеем перечить. Мы, по сути, рабы, как бы сильны ни были.

Мне прикажут убить, и я убью. Совсем неважно, что я чувствую и кого убиваю. Собственного сына. Любовника. Господину нет до этого дела. А иногда ему даже сладко заставить нас убивать тех, кто нам дорог. Ведь это же так приятно: чувствовать власть над сильным.

Поэтому лучше всего нам не уметь любить.

Такие, как я, всегда одиноки. Даже если нам везёт быть любимыми. Даже если у нас рождаются дети. С детьми ещё хуже – они уже рождаются не людьми, и мы-то знаем, какая судьба их ждет. Так что лучше бы их вообще не было, наших детей.

Чародеев боятся и ненавидят. Мы – зло, игрушка богов. Мечи.

«Люди боятся всего, чего не понимают», – говорил мне Зак. Он вкусил человеческий страх в полной мере и, сказать по правде, нёс его бремя лучше меня.

Зак рассказывал, что его тоже преследовали видения прошлого и настоящего. У нас всегда яркая жизнь, так уж получается. Я знаю, что Зак вёл дневник. Может, это поможет и мне? Может быть, перенесённые на бумагу, воспоминания перестанут возвращаться в кошмарах?

Мне просто страшно, ужасно одиноко, и я знаю, что ни с кем не могу этим поделиться. Я научилась в полной мере владеть своей силой, но друзей и любимых не наколдуешь.

Вряд ли, конечно, бумага поможет. Но это лучше, чем лежать в кровати с очередным любовником, погружённым мной в волшебный сон, и разговаривать сама с собой.

* * *

Из личного архива герцога Ланса де Креси

Вчера на площади Валерия Первого открыли памятник. Высокий – в три человеческих роста – юноша, с ног до головы упакованный в позолоченные доспехи, опирается на громадный меч и одухотворённо смотрит на небо. У его ног громадный волк провожает прохожих настороженным взглядом. Скульптору неплохо удалось портретное сходство, и ещё лучше – глаза Элизы, а точнее, волка. Я смотрел и мысленно делал пометку узнать, кто ваял этот пафосный шедевр, когда стоящий рядом мальчишка вдруг пискнул: «Мам, а кто это?» Ответ вогнал меня в ступор. «Это герой, Ден», – сказала держащая мальчика за руку женщина, и от её восторженного лица мне сделалось не по себе. «Это великий человек. Он приручил чародеев, и мы можем их больше не бояться». – «Он их всех победил? Вон тем мечом?» – теперь и мальчик смотрел на статую с таким же восхищением и не меньшим любопытством. Лично меня при виде меча брала оторопь – как такое чудище вообще можно поднять? Даже в сравнении с громадным рыцарем исполинский меч был явно… большеват. Но остальным, видимо, так не казалось. Например, мать мальчишки с улыбкой ответила: «Конечно. Помнишь, я рассказывала тебе о нём и Предательнице?»