Мария Устинова

Ты родишь мне после развода

Глава 1

— Давай сегодня ты его обслужишь? — просит моя напарница Инна.

— Кого? — я выглядываю в зал.

— Третий столик.

Понимаю, почему она не хочет.

Мужчина за третьим столиком производит настораживающее впечатление. От него несет богатством и одновременно опасностью. Ему лет тридцать пять-сорок, у него модельная стрижка и пристальный, сильный взгляд. За столиком он не один — и собеседник его стоит.

Взгляд возвращается к первому.

Его я знаю, он приходит каждый день на обед уже полгода.

— А в чем дело? Пристает?

— Нет, просто… — Инна ежится. — Мороз от него по коже. Он каждый раз так смотрит, словно одежду вместе с кожей снимает. Чаевые тебе. Он всегда хорошо оставляет. К тому же у тебя кольцо… Меньше цепляться будет.

— Хорошо, — вздыхаю я, и выхожу из-за шторки в проеме.

По проходу между столиками иду к ним. «Амелия» — небольшое, но уютное кафе с ценником выше среднего. У нас отличный кофе, а блюда готовит шеф, перекупленный из крутого ресторана.

Посетители у нас не бедные. Но конкретно этот мужик похож не то на бандита, не то на адвоката.

Я останавливаюсь перед столиком и растягиваю губы в улыбке:

— Что будете заказывать? — узкий фартук плотно обхватывает меня под мышками, даже дышать трудно. Ручку наставляю на блокнот в дорогой коже.

Улыбка застывает на губах, когда взгляд Ярова скользит по мне. Неуловимо оценивающий, который бывает у крутых мужиков, и они каждую встреченную женщину оценивают, хороша она для его постели или нет.

Бабник.

Это видно.

Еще и при деньгах — костюм очень дорогой, парфюм с породистым запахом из сегмента люкс, а про «ягуар» на нашей парковке за панорамным окном вообще молчу. Мне на такую машину за жизнь не заработать. Даже с учетом щедрых чаевых.

— Стейк с кровью, овощи на гриле и «Манхеттен», — он опускает равнодушный взгляд.

Записываю, стараясь не показать досаду.

Его глаза все сказали. Такие мужчины девушками вроде меня не интересуются даже на один раз. У меня каштановые волосы до плеч, на носу выцветшие веснушки. Ни ботокса, ни приличных губ, сделанных у косметолога. Даже Инна — крашеная блондинка двадцати лет — намного лучше выглядит.

Ладно, в истории про Золушку я давно не верю. Нечего расстраиваться.

— А вам?

— Кофе и стейк, — буркает собеседник, злобно зыркнув на меня.

— Благодарю. Напитки подать первыми или в конце трапезы?

Она возвращаются к разговору, не заметив вопроса.

Ладно.

Я обслуживающий персонал, надо знать свое место. Возвращаюсь в служебные помещения и вырываю листок с заказом. Это для повара. Баристу прошу приготовить кофе и «Манхеттен».

Неожиданно меня ловит наша администратор.

— Зайди к директору, — велит она.

— А что случилось? — напрягаюсь я.

Просто так к нашему директору не вызывают. Я перебрала в голове все оплошности, какие могла совершить, и ни одной не нашла. Даже на минуту не опаздываю, одежда всегда чистая… Клиент пожаловался? Я улыбаюсь, как манекен все время, пока нахожусь в зале, и никогда не вступаю в конфликты! Дорожу работой в «Амелии».

— Сказал, сам объяснит.

Я направляюсь в глубину здания. Кабинет директора находится далеко от кухни и зала — ему, видите ли, не нравится запах еды. Но директору — мажору и баловню судьбы, нужно улыбаться и обхаживать не хуже клиентов. Иначе вылетишь.

Сюда меня устроили по знакомству: зарплата плюс щедрые чаевые были в два-три раза больше, а в сезон во все четыре-пять, чем моя учительская зарплата.

Деньги очень нужны.

После пяти выкидышей подряд я долго лечилась, не добилась ничего, а возраст уверенно подходил к двадцати семи, и я провалилась в глубокую депрессию. Детей, если честно, не могла видеть. Постоянно думала: а я вот не могу такого завести, мой первый ребенок уже бы пошел в первый класс, может, у меня никогда такого не будет. Я не испытаю этого: первое слово, объятия малыша, восторженный взгляд, первая погремушка, детский сад, школа… Знакомая, увидев, во что я превращаюсь, сказала: да уйди ты оттуда, отдохни год, поработай — заодно денег подкопишь в кафе, и через год попробуешь снова.

Вот я и стараюсь: работаю, отвлекаюсь от гнетущих мыслей о материнстве, и коплю деньги. Если меня выгонят — не только в деньгах потеряю, но и опять буду лежать на кровати, свернувшись калачиком, и смотреть в точку.

Жизнь — боль.

Стучу в директорскую дверь и открываю:

— Лев Анатольевич, можно? — несмотря на грозное имя, наш директор хлюпкий задохлик в модных облегающих джинсах и с гаджетами последних моделей.

В основном он думает о тусовках, девчонках, и в остальное время изображает из себя руководителя, фонтанируя неуместными и даже опасными для развития бизнеса, идеями. Настоящий управляющий — его отец, успешный бизнесмен, подаривший кафе сыну.

— О-о-о, — выдыхаю от удивления я, потому что в кабинете нет Льва Анатольевича.

Вместо него в кресле сидит незнакомый мужик с низким лбом, квадратными плечами и тяжелым взглядом.

— Входи, — он смотрит на бейджик. — Карина.

Растягивает имя, пробуя на вкус.

За его спиной стоят два амбала такого же вида. К нам пожаловали коллекторы? Бандиты? Что происходит? Может, администратора позвать?

Я застываю в проходе, но все-таки закрываю неуверенно дверь.

— А где Лев Анатольевич?

— Вышел по делам, — бросает тот неласково. — Или ты сомневаешься, что я по праву сижу в этом кресле?

— Нет, — подумав, отвечаю я.

Слишком нагло себя ведет. Не исключено, что в кресло его «посадил» настоящий хозяин — отец Льва. Вдруг это наша «крыша» или вроде того.

В кабинете повисает пауза.

Он перебирает пальцами, буравя меня взглядом. Рядом с рукой я замечаю стакан… «Манхеттен»! Понимаю это по цвету и оформлению. Так в баре готовят только его. Но через секунду понимаю, что есть отличия. Я столько их перевидала, что работу нашего бармена отличу на раз. Этот «Манхеттен» готовил не он.

Он замечает мой взгляд.

— Возьмите это, — он пододвигает бокал вперед. — И отнесите за третий стол.

— Э-э-э, — тяну я, не зная, как реагировать. — За третьим заказали «Манхеттен», да. Но его уже готовят в баре.

— Сейчас ты возьмешь стакан. И отнесешь его господину Ярову. Если не хочешь нарваться на серьезные неприятности, ты поняла, Карина?

Что-то в тоне заставляет вызывает холодок на спине.

Какая-то змеиная выжидающая позиция, как у кобры в стойке. Он абсолютно неподвижный и смотрит не мигая. В кино такими изображают убийц.