Письмо пришло прямо перед концертом. Антонио с жадностью выхватил его у придворного секретаря — не часто появляются весточки из его родной Венеции! Да и то сказать, из Италии почта идет месяцами в заснеженный Петербург. А это письмо особенное: от лучшего друга — маркиза Франческо Манино. За весь 1790 год, с начала которого Антонио Меризи служит при дворе императрицы Екатерины Великой, от него пришло всего-навсего одно письмо, и то в нем Франческо ничего не рассказывал ни о себе, ни о последних венецианских событиях, а все выспрашивал: кем служит Антонио, в каких кругах вращается, с кем подружился. Странное письмо. Будто Франческо тоже собрался в Россию и хочет узнать, сможет ли его друг составить ему хорошую протекцию. Вот только зачем брату венецианского дожа ехать в далекую и нищую Россию?..

Впрочем, Россия вовсе не нищая. Конечно, семья дожа в Италии владеет огромными богатствами, но, как понял Антонио в Санкт-Петербурге, сокровища русского двора вообще неисчерпаемы. Здесь едят на золотой посуде, как на обычной, носят вместо пуговиц бриллианты. На любой бал каждая придворная красавица надевает такое количество драгоценностей, на которое в Европе можно купить чуть ли не целое княжество. А жалованья при дворе такие, что дух захватывает. Даже ему, скромному венецианскому композитору, платят гораздо больше, чем он мог бы получить при любом европейском дворе, — целых две тысячи рублей в год. При таких капиталах лет через пять он сможет вернуться в родную Венецию и прожить там безбедно еще лет тридцать.

Все это Меризи написал в ответ на прошлое письмо Франческо, похвастался, что постоянно встречается с самой императрицей: Екатерина весьма образованна, начитанна и обладает явным литературным талантом — сама лично пишет либретто, пьесы, детские книги и даже философские трактаты. Да в какой еще стране есть такая просвещенная правительница? Ну как было не похвастаться высочайшим знакомством?

И вот ответ от Франческо. Антонио торопливо начал разбирать заковыристый почерк друга:

«Наверное, ты удивлен, дружище, что я задаю тебе такие странные вопросы. Но из моего письма ты поймешь почему. Это не праздное любопытство — мне важно было узнать, вращаешься ли ты в обществе при императорском дворе. Двадцать лет назад, когда мы с тобой были еще юными повесами, я встретил русскую девушку. Она приехала в Венецию вместе с отцом, которого императрица Екатерина направила в Европу на поиски и покупку старинных рукописей. Тогда при российском дворе решили собрать самую большую библиотеку в Европе — у русских же всегда все только самое-самое: если богатство — то, как у Креза, если собрание книг — то больше, чем в древней Александрии.

Я тогда был влюбчив, полон сил и надежд — не то что теперь. Увидел русскую красавицу и влюбился без ума, потерял покой и сон. О мадонна! Волосы золотые — до пят, губы алые — лепестки благородной розы, глаза голубые — бездонные небеса. Но ухаживал за ней я тогда тайком. Отец с братом не отпускали ее от себя ни на шаг. Уж как я исхитрялся!»

Антонио перевернул страницу. Ну и послание — чистый роман. Только венецианцы могут столь беззаветно влюбляться, и только россиянки могут так стремительно кинуться в любовный омут. Меризи достаточно насмотрелся на любовные похождения за время своего пребывания при русском дворе. На поверхности все — шито-крыто, тишь, да гладь, да Божья благодать. А на поверку — страсти бьют ключом за каждым поворотом дворцового коридора. За любой шторой можно нарваться на тайно воркующих голубков. Сама императрица вечно в кого-нибудь влюблена. Хотя теперь-то она уже постарела да поумерила свой пыл. А вот в молодые годы, рассказывают, меняла возлюбленных как перчатки. Впрочем, об этом потом. Что там пишет друг Франческо дальше?

«И вот моя русская Венера рассказала мне о себе, о своем городе — туманном Петербурге, — снова начал читать Антонио. — Наконец, она меня полюбила. Мы сошлись… Не поверишь, Антонио, какая красота, какая нега! Наверное, только женщины из сказочной России могут быть столь прекрасны и притягательны. Я-то, дурак, думал: очередной роман. Оказалось, настоящая любовь, мой друг… Разгневанный русский отец, узнав о наших чувствах, увез мою любимую Софи (именно так я называл ее) обратно в Россию. Но я до сих пор вспоминаю ее каждый Божий день.

О Антонио! Теперь я возлагаю на тебя все свои надежды. Я ведь, идиот, не запомнил даже фамилии моей Венеры. Трудны для нас русские фамилии-то! Но ты, мой друг, можешь мне помочь. Заклинаю Мадонной, разузнай при дворе, кто из придворных посещал Венецию двадцать лет назад!»

Антонио оторвался от письма. Ну и дела! «Разузнай»… Как?! Может, бедняга Франческо думает, что при русском дворе состоит столько же человек, как и во дворце его брата — дожа? Да здесь же в десятки раз больше придворных и приближенных! Да и как осмелится он, простой музыкант, расспрашивать русских аристократок, не были ли они в Венеции. Нет, такие сложные поручения не для него — пусть Франческо сам приезжает в российскую столицу и ищет свою возлюбленную! Так и надо ему написать.

Антонио присел к столу, раскрыл бювар с чистыми листами бумаги и взялся за перо. Но тут распахнулись двери его комнаты, и императорский слуга, кланяясь, объявил:

— Изволите проследовать за мной, господин маэстро! Концерт начинается!

Антонио выругался про себя: ведь как не вовремя прервал его этот негодник! Но, закрыв бювар, торопливо пошел за слугой. Нельзя медлить — концерт для самой императрицы. Разве она будет ждать?!

Стараясь не отставать от своего резвого провожатого, Антонио прошел по нижним коридорам Зимнего императорского дворца. Тут размещались комнаты для «служителей муз», приехавших к русскому двору из заграницы. На самом-то деле тут редко кто жил — комнаты были полуподвальные, сырые и темные. Сквозняки, которыми славился Зимний, гуляли здесь вовсю. По ночам, случалось, ветер завывал в щелях, заглушая оркестр. Так что гости предпочитали нанимать квартиры в городе, кто побогаче — на Невском или прилегающих улицах, кто победнее — подальше от центра. Щедрые русские власти наем квартир оплачивали отдельно. Однако Антонио было недосуг заниматься благоустройством: то новое сочинение, то концерты с придворным оркестром (он же не только «господин сочинитель музыки», но и придворный дирижер-капельмейстер), то постановки опер в императорском театре, а то и занятия в театральной школе, которую еще в начале 1780-х годов учредила сама императрица Екатерина. В школе готовили и драматических актеров, и певцов, и танцовщиков, и оркестрантов и даже декораторов — словом, всех, кто может понадобиться для императорской сцены.

Вот и сегодня юные певицы — ученицы Меризи выступают перед ее величеством императрицей. Концерт состоится совсем «по-домашнему»: даже не в театре «Эрмитаж», расположенном тут же — в стенах Зимнего дворца, а в малых покоях императрицы на втором этаже.

Сегодня перед ее величеством должны выступить четыре девушки. Одну из них, правда, Антонио навязало начальство. Но другие — ученицы Меризи, и он ими чрезвычайно доволен. Голоса неплохие, выучка отменная. А уж красота и стать, слов нет! Прав был Франческо: девицы в заснеженном Петербурге — чудо как хороши! И откуда только в этом снегу и тумане распускаются такие розы?