Маремьяна Голубков,

Николай Леонтьев

Мать Печора

Трилогия

Ал. Михайлов

СОДРУЖЕСТВО

Вступительная статья доктора филологических наук, профессора Ал. Михайлова

Наиболее ярким результатом творческого содружества печорской сказительницы Маремьяны Романовны Голубковой и писателя Николая Павловича Леонтьева является трилогия «Мать Печора». Это замечательное произведение, много лет, к сожалению, не переиздававшееся, в свое время вызвало интерес и читателей и литературной критики не только драматизмом содержания, но и необычным характером художественной структуры.

Но прежде чем говорить о специфике этой отфольклорной прозы, хотелось бы напомнить нынешним читателям, как возникло творческое содружество М. Р. Голубковой и Н. П. Леонтьева, с чего оно началось. Хотелось бы сказать немного и о том далеком уже времени, когда доводилось лично общаться с Маремьяной Романовной, великолепной рассказчицей, мудрой, искрометной собеседницей, с которой никогда не было скучно. В последние годы она жила в Москве, в крохотной комнатушке коммунальной квартиры на улице Горького, принимала живое участие в общественной жизни, ходила агитатором от Союза писателей по домам в преддверии выборов в Верховный Совет СССР. Она не могла «сиднем сидеть» дома. «Я пошто поехала-то сюда? На посиделки? Да я дня не останусь здесь, если в безделье-то жить…» — говорила Голубкова.

Позвонишь, бывало, спросишь: «Как дела, как здоровье, Маремьяна Романовна?» «А ты уж приходи, Санушко, — отвечает, — какой разговор по телефону. Приходи хоть на часок, самоварчик наставлю. Электрический — да все же самоварчик, за ним веселее балясить-то. И с Печоры вести кое-какие есть. И егорчику (кагорчику) по рюмочке выпьем…» И, конечно, за самоварчиком засиживались не один часок, а коли всем невеликим печорским землячеством заваливались — то и допоздна времени не хватало.

А ранней осенью 1959 года в крематории Донского монастыря мы, земляки, и московские писатели провожали Маремьяну Романовну в последний путь.

Нет уже с нами и Николая Павловича Леонтьева, человека необычайно даровитого и столь же безалаберного по отношению к себе, к своему дару. Много лет мы с ним встречались уже в Москве, встречались эпизодически, чаще случайно: в писательском клубе, на каких-то литературных собраниях, все больше на ходу. Николай Павлович не часто говорил о своих литературных делах, а книги его — редчайшие собрания фольклора и собственные сочинения — годами и десятилетиями лежали в издательствах с множеством добрых рецензий. Он же, слегка посетовав, беспечно говорил: «Ладно, когда-нибудь издадут». Толкаться, пробивать, жаловаться — не умел и не хотел. Ждал…

Маремьяна Романовна родилась в Нижнепечорье, в бедной крестьянской семье, жизнь ее с малолетства хорошо показана в повести «Два века в полвека». Нижнепечорье — заповедный край народного поэтического слова. Здесь еще в тридцатых — сороковых годах нашего столетия (а родилась Маремьяна Романовна в 1893 году) в каждой деревне были свои былинщики, плачеи, сказочники. Любовью Маремьяны Голубковой были песни. Обладая отличной памятью, она с детства запоминала каждую услышанную песню. В песнях искала утешения от обид и горестей.

«Песня да вздох — неразлучные сестры» — говорит печорская пословица. Жизнь Голубковой была богата вздохами. Может быть, поэтому она и смогла освоить огромное песенное наследие своего народа, удержав в памяти более полутысячи произведений этого жанра.

А от песен родились причитания, в которых женщина выливала переполнявшую сердце скорбь. «Певучие слезы» — так называли причитания в народе. «В нерадостный час, — говорит Голубкова, — завернешь слезу в грустное слово, она и оживет… Так плакала мать моей матери, так плакала моя родная мать. Выкликали они из лесов и тундр свое незнакомое счастье, а оно не откликалось…»

Причитание, сложенное двенадцатилетней девочкой-батрачкой Маришкой Голубковой и записанное позднее Леонтьевым, по-видимому, и можно считать первым ее произведением, началом творческого пути этой даровитой печорянки. Последний свой плач (причитание) проплакала Маремьяна над гробом мужа.

Переменилось время, пришла новая жизнь, Маремьяна Романовна вступила в колхоз, почувствовала она себя человеком нужным и полезным людям, и захотелось всем этим поделиться с кем-то, кому-то рассказать о своей судьбе. Именно в это время Маремьяна Романовна встретилась с Николаем Леонтьевым.

Леонтьев в это время еще не был профессиональным писателем. Сын холмогорского крестьянина, он в свое время мечтал о литературном образовании, но обстоятельства сложились иначе. Леонтьев учится в лесном техникуме, а затем становится изыскателем: бродит по глухим речкам Севера, работает в Казахстане и Таджикистане, на Волге, начинает пробовать свои силы в журналистике. Вернувшись в 1936 году на Север, на Печору, сотрудничает здесь в газете Ненецкого округа «Няръяна Вындер».

За годы жизни на Печоре Леонтьев успел полюбить шумливую молодость этого края. На просторах тундры к этому времени возникли и окрепли оленеводческие колхозы с оседлыми базами, открылись школы-интернаты. На глазах молодого журналиста этот далекий, забытый богом, как раньше говорили, край преображался, социалистическая новь входила в его жизнь в острой борьбе с отсталым бытом, с пережитками прошлого.

И еще одна область жизни привлекала Леонтьева: горьковские слова о том, что начало искусства слова — в фольклоре, направили его на изучение устного творчества народа. Леонтьев записывает у печорских крестьян десятки былин и сказок, сотни старинных песен, тысячи пословиц и поговорок. Впоследствии часть из них вошла в составленные им сборники, но большое количество фольклорных записей, подготовленных им к изданию, еще ждут своего часа.

Среди интересовавших Николая Павловича фольклорных жанров особое место занимали плачи. Случай свел его с сорокачетырехлетней Маремьяной Голубковой, которая могла легко и свободно импровизировать свадебные, рекрутские, похоронные причитания применительно к любым, заранее обусловленным обстоятельствам. Одно из причитаний, по признанию Леонтьева, особенно потрясло его своей художественной силой, и это в какой-то степени сыграло решающую роль во всей дальнейшей судьбе Маремьяны Голубковой.

Это причитание как художественный «сказ» Леонтьев опубликовал в областной газете под названием «Я не жизнь жила — горе мыкала». Лексический состав сказа и его интонации близки не только причитаниям, но и народным лирическим песням о горькой судьбе женщины-крестьянки. Эта близость к песенной стихии народного творчества еще ярче обнаружила себя в дальнейшем творчестве Голубковой, что выгодно выделило его на фоне бесчисленных сказов многих других сказителей, отталкивавшихся в своем творчестве от более архаичного языка былин и от былинных образов.

Так начиналось творческое содружество Голубковой и Леонтьева — с записи сказов. В некоторых из них отразилась общая слабость сказового творчества — стилизация, переделки старых песен и сказаний на новый лад. Некоторые же,