<О маслЪ кирпичном. Масло ис кирпича составляетъся: возми жженой, чтобъ кой кирпичъ в воде не былъ, и розбей мЪлкие части, и жьги тЪ куски на огнЪ, чтобы гораздо розогрЪлся, и всыпль в масло деревянное, и какъ тотъ кирпичь гораздо маслом напьется, и потом их истолки и наполняй скляничной и тЪстом сырым да бумагой затыкай, которой сосудъ огненной жеръ терпит; потом же ту скляницу запечатай бумагою пищею моченою с сыром толченымъ и повЪсь тое скляницу в горну, чтобъ ничего не было промежь огнем и скляницею. И как тЪсто сухо будет, чЪм запечатана скляница, тогда по малу огня прибавливай, дондеже станет скляница та гораздо потъти; и как вода с неЪ потечет, и тогда гораздо поддай огня, и истечетъ масло велми собою красно. Да беречися, чтобъ никако же огонь в то масло не кренулъ, того ради невозможно его потушит, и подкладывай огонь, дондеже течет масло, и как перестанетъ, и ту скляницу не замай в огнЪ, дондеже простынет; и потом то гнЪздо выкинь, аще тот сосудъ крЪпок, и еще наполняй ево, тЪм же обычаемъ перепускай, и то твори, дондеже доволенъ будеши маслом. И то масло положи в сосудъ скляничной, чтобъ устие скляничное невелико было, и запечатай воском, и то масло болъсамовос, и пускай тому сего масла в носъ и затылокъ главной мажь, и тЪм памят приводит, и зубную болЪзнь уйметъ... очи лечит, слезного течения не допускает; когда рыболовы маслом тЪм сЪти помажут, и тогда множество рыбъ изымают>.

Лечебник, XVII в.

Мир есть мое развлечение. Якутия вырастает из всего, как подлинная страна, существующая в мире, полном любви, изумительности и зла. Она таит в себе тайны и пустоту, обратимую в любое откровение этого света, который присутствует здесь, как неизбежность, или сущая красота, прекрасная, словно смысл чудес. Слава есть откровение ее образа; тайна есть ее истинное бытие; легенда есть ее высшая цель; смирение есть ее качество; восторг есть ее величие; победа есть ее будущность и лучшее из всех ее проявлений. Ее земля подобна огню, или волшебному коню, летящему в рай. Ее земля подобна незыблемости срединного пути, разделяющего небо и землю. Ее земля подобна пашне, жаждущей семян и бороны. Ее земля подобна орлу, смотрящему на скалы с гордостью истинного царя выси. Ее земля простирается здесь, словно необъятная плоскость, служащая моделью для вечности. Ее земля покрыта белым льдом, как фатой новобрачной, и снег падает на ее поверхность беззвучно и легко, будто желая ее ласкать и любить. Ее земля существует в мире, как конкретная истина, явленная в определенный миг действительности среди смертей, идей и воплощений. Ее земля черна, словно пространство, и тяжела, как суровое бремя у существа, сознающего свой высший долг. Ее земля красна, словно губы любимой, и огромна, как синее небо над всем. Ее земля бела, как будто самый первый снег творения, и легка, как чистая невинная душа. Ее земля есть все; ее земля есть воплощение ее имени. Ее земля есть гибель ее идеи; ее идея есть ее суть. Ее имя есть слово, состоящее из звуков, в которых заключен целый мир. Ее имя есть истинный полет; ее имя есть Вселенная, замыкающаяся сама в себе. Ее имя есть тайна, вызывающая страх и трепет. Ее имя есть ответ, не требующий вопросов; и каждый знающий ее имя, знает и все остальное. И все остальное есть ее имя, так же, как и все остальные есть ее имя. И если существо способно сказать нечто, то оно говорит ее имя, а потом наступает все, что угодно, и никто не умирает в самый первый миг. И когда ее имя было произнесено впервые, это было настоящее сотворение, но ничто не может быть сотворено, что не существует. Ибо ее имя всегда было и всегда будет, как и она сама, и никто не в силах познать ее, без того, чтобы не ужаснуться. И ее имя похоже на полет радужных птиц, летящих в лучшую страну. Ее имя звучит: Я-ку-ти-я, и ничего другого. Ее имя похоже на сон.

И когда ее имя возникло, ее реки вздрогнули; и когда ее реки вздрогнули, ее душа очнулась от грез; и когда ее душа очнулась от грез, ее горы не сделали ничего; и когда ее горы не сделали ничего, ее лучший житель нашел свой путь и свой знак.

И ее тайна есть ее река, так же как ее желания есть нечто высшее вообще. И ее горы есть сокровенность, радость и величие, а ее нежность есть ее море и подлинная блистающая глубина. И любовь сияет в образе ее, как абсолют, сверкающий в каждой дурацкой вещи мира. И любовь сияет в образе ее, как абсолют, сверкающий в каждом лучшем предмете мира. И любовь сияет, словно солнце, встающее над этой страной. И когда встает солнце, ее лошади играют в лучах зари, как дети, или музыканты, или друзья; а ее реки становятся истинно бездонными и золотыми, и ее растения горят огнем жизни и тепла, а ее земля остается такой же, как всегда. Ее дух, словно спрятанная суть, таится в ее изумительных недрах и рощах, а ее поляны полны красных и синих ягод, светящихся в полумраке диких лесов, как невероятные глаза ее великих жителей, сквозь которые виден вечный дух этой страны. И духи ее сильны, как ее герои, а ее предметы прекрасны, как ее сны; и ее горы великолепны, как ее девы, и все, что есть, есть она, и все, чего нет, есть она. И она есть все, и через нее все происходит и существует, и если есть что-то, что есть все, то это она. И ее название есть чудо, а чудо есть любовь.

И ее душа возносится над ее прекрасным телом, словно солнце, или ангел, или боевой флаг. И когда ее дети увидели свой главный сон, они поняли истину, и страшная вера воцарилась над их садами и домами, и озарение пронзило их, как волшебный меч, и тайны предстали перед ними, будто откровения, или духи, или деревья. Но ее конец невозможен, так же, как и невозможно ее начало; и ее конец есть ее начало, а ее начало есть начало всех остальных чудес. Она похожа на фею в звездном платье с улыбкой.

Что можно сказать о ней, когда слова есть высшая реальность, но не есть реальность? Что есть страна, как не она? Ибо не существует мира без стран, и не существует жизни без минут, и не существует уборной без говна. Существует лишь прелесть под небом, множество тайн в глубинах морей и стран, и несколько существ, имеющих смысл. Все остальное есть все, а все есть она, и она называется Я-ку-ти-я, и ее можно любить как Родину, или ненавидеть.

Ее рыбы добры и плавают в ее реках, меча икру. Ее птицы жирны и летают в ее небе, откладывая яйца. Ее звери быстры и бегают в ее лесах, умирая, когда приходит их срок. Ее люди сильны и ходят по ее земле, высоко подняв левую руку. Ее собаки больны и ползают по снегу, мерзко ощерясь. И нет смысла в воде.

Вода есть ее дитя, лучшее призвание, ловушка света, огонек в ночи. Страсть движет ее чувствами и реками, как великий промысел, сотворенный для этого мира и страны. В ней воистину есть все; и если существу нужно нечто, или ничто, то он найдет здесь любые явления и события - всегда прекрасные и величественные - и выберет именно то, что по-настоящему должно быть с ним; и счастье, как немеркнущее солнце всегда будет светить над его судьбой. Ибо река есть символ земли, или страны, так же, как свет есть присутствие тепла, или любви. И синий цвет становится голубым и белым, а тьма остается тьмой, пока огонь не зажжет факел смысла над грустной бездной. И синий цвет превращается в голубой и в белый так же, как черный ночной цвет преображается и умирает под нарастающим сиянием зари. Наверное, река есть самое главное, поскольку она состоит из воды и земли; а вода есть женщина, и земля есть мать; и поверхностное натяжение - эта задумчивая нежная гладь - есть выражение некой доисторической, вселенской невинности, нарушаемой постоянно каждым легким веселым ветерком, или лодкой, но вновь, с неизбежностью живота будущей роженицы, рост которого неуловим и неумолим, рождаемой своей умиротворившейся обладательницей. Итак, именно река действительно есть у нее, и можно лишь увидеть ее реку, чтобы понять всю ее, и можно только один раз войти в ее реку, чтобы стать ей. И только одна река возможна!