— Не люблю тебя! Не люблю!

— Но Санди, маленький мой, я же не сделала тебе ничего плохого, за что ты меня обижаешь?

Малыш посмотрел на мать, по его красным щекам ползли слезы злости и гнева.

— Ты заставляешь меня ехать в Испанию, к ним, а я не хочу. Там…

Санди резко замолчал и собрался было юркнуть под одеяло, чтобы выплакаться в свое удовольствие, но Анджела удержала сына за руку.

— Нет, скажи, пожалуйста, что там такое! Бабушка говорила, тебя друзья ждут не дождутся…

При упоминании о друзьях Санди застыл на полпути под одеяло.

— Папа тоже по тебе скучает, — осторожно добавила Анджела.

При упоминании об отце Санди снова расплакался, упав носом в пеструю подушку. Анджела взяла с колен книжку, которую собиралась почитать сыну на ночь, положила ее на пол, чтобы не мешала, и стала гладить сына по темным кудрявым волосам, ласково приговаривая:

— Неужели папа тебя обидел? Не может этого быть…

Санди молча помотал головой, не отрывая ее от подушки.

— Или он слишком строгий?

Малыш рывком сел, откинув одеяло, и оказался лицом к лицу с матерью.

— Он меня не любит и я ему не нужен! А ты хочешь, чтобы я к нему ехал! Не поеду! Вот!

Анджела, терзаемая возникшим подозрением, сжала хрупкие плечи сына.

— Кто тебе сказал, что папа тебя не любит?

Санди отвел в сторону карие глаза и промолчал, размазывая по щекам слезы рукавом пижамы.

— Нет уж, скажи, сделай милость, будь мужчиной!

Уловка сработала. Санди тяжело вздохну, и признался:

— Черная тетенька, которую так любит бабушка… — А потом закричал: — Ненавижу тебя! И папу! Не люблю тебя больше!

Выйдя из комнаты сына и тихо закрыв за собой дверь, Анджела устало привалилась к ней. Санди наконец уснул, но до матери еще доносились всхлипы, сотрясавшие во сне тело шестилетнего мальчугана.

Так дальше продолжаться не может, с болью подумала Анджела. Слезы, вспышки гнева — раз за разом скандалы, которые закатывал сын, становились все страшнее. Не стоило прятать голову в песок, надеясь, что неприятности сами собой рассосутся: ситуация лишь ухудшалась.

Уже давно настало время принять решение, пусть даже эта перспектива наполняла сердце Анджелы ужасом. И действовать следовало срочно. Обычно донья Исабель вылетала из Валенсии утренним рейсом, и необходимо было поговорить с ней немедленно, чтобы не причинять лишнего беспокойства ни в чем не повинной свекрови.

— Вот дьявольщина! — пробормотала Анджела, спускаясь по лестнице. При мысли о предстоящем разговоре у нее внутри все сжалось.

Войдя в гостиную и плотно закрыв за собой дверь, Анджела задумалась, что же сказать свекрови.

Самым простым и разумным казалось набрать номер и без околичностей уведомить Исабель, что ее внук отказывается лететь завтра в Валенсию. И объяснить почему. Однако это значило не учитывать душевную тонкость и ранимость собеседницы. И не принимать в расчет возможный взрыв враждебности, направленный на Анджелу: именно ее сочтут виноватой…

Молодая женщина раздраженно вздохнула, затем, случайно заметив свое отражение, повернулась к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть себя.

Н-да, выглядела она как сущее пугало, правде говоря, это было совершению неудивительно. Сражения с Санди становились все тяжелее день ото дня по мере приближения даты отъезда. Тени под глазами свидетельствовали о ночах, проведенных без сна, а кожа стала такой бледной, что, если бы не сияние золотисто-рыжих волос, Анджела напоминала бы небольшое привидение.

Нет не то чтобы небольшое — все-таки рост у нее был вполне нормальный. Просто она отличалась хрупкостью сложения. А на вкус некоторых была даже излишне худой. Под «некоторыми» подразумевался, естественно. Тоньо. Антонио Рудольфо Хуан Валера — таково было полное имя человека с внушительным состоянием. Человека высокомерного, великолепного, чрезвычайно изощренного в искусстве любви… убийцы любви.

Раньше Анджела любила его, теперь ненавидела.

Молодую женщину передернуло, и она обхватила себя за плечи, словно защищаясь. Потом отвернулась от зеркала, чтобы не видеть, как усталое выражение лица сменяется на озлобленное — так было всегда, стоило ей вспомнить о муже. Она ненавидела даже мысли о нем. Антонио был кошмаром ее прошлого, связанного с настоящим множеством нитей. И главной из них был Санди.

Сточки зрения Анджелы, единственным достоинством мужа было обожание, с которым тот относился к своему сыну. Мальчик платил ему ответной привязанностью. Теперь, однако, под сомнением оказалось и это вроде бы бесспорное утверждение.

«Ненавижу тебя! И папу! Не люблю тебя больше!»

Анджела скорчилась от боли, вспомнив злые слова сына. Санди говорил то, что думал и чувствовал. Бедный мальчик, как ему, видимо, плохо!

И Анджела вернулась к тому, с чего начала: надо было что-то срочно делать с Санди. Взгляд ее словно против воли обратился к телефону, стоящему на столике возле софы. Выглядел он вполне невинно, но сейчас казался молодой женщине бомбой замедленного действия, которая взорвется, стоит лишь снять трубку. Потому что Анджела ни разу за последние три года не звонила в Валенсию. Общалась она с мужем через адвокатов, да еще Санди переписывался со своей бабушкой, с Исабель. Так что наверняка звонок из Дублина повергнет в смятение все семейство Валера еще до того, как Анджела объяснит, в чем дело.

Стиснув зубы, она глубоко вздохнула и заставила себя опуститься на софу возле сторыла глаза и помолилась, чтобы никого не оказалось дома.

Ну ты и трусиха! — мысленно обругала она себя. И тут же возразила: «А почему бы и нет?» Если вспомнить прошлое, то бояться Антонио весьма разумно. Анджела очень надеялась, что если кто и поднимет трубку, то это Исабель. Тогда, по крайней мере, можно будет попробовать взять себя в руки и разговаривать нормальным голосом.

— Си… — раздался в трубке глубокий баритон, звучащий в высшей степени соблазнительно.

Анджела вздрогнула, а ее глаза широко распахнулись, мгновенно поменяв цвет с зеленого на серый. Проклятье, это был Антонио! Жар волной прошел по ее телу, в горле застрял ком. Молодая женщина почувствовала, что ничего не может сказать. Тогда она закрыла глаза, и муж предстал перед ее мысленным взором — черные волосы, смуглая кожа, стройное мускулистое тело…

Сегодня выходной, время в Валенсии приближается к обеду, а в семействе Валера принято одеваться к воскресным трапезам, как на прием. Так что на Антонио сейчас черный костюм с белой сорочкой и черной бабочкой.

Анджеле даже чудилось, будто она видит его глаза — волнующе, золотисто-медового цвета, с загнутыми ресницами, длинными и густыми. Поглядев в эти глаза, уже совершенно невозможно оторваться от них. Так что Анджела не стала этого делать даже мысленно, а перевела взор на рот Антонио, прослеживая плавные и одновременно твердые очертания его чувственных губ. Она совершенно отчетливо осознавала, что сейчас произойдет — и действительно ее бросило в дрожь.