Тимур Нигматуллин

Я не вру, мама…

© Т. Нигматуллин, 2025

© ТОО «Издательство «Фолиант», 2025

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме с помощью каких-либо электронных или механических средств, включая изготовление фотокопий, аудиозапись, репродукцию или любой иной способ, или систем поиска и хранения информации без письменного разрешения издателя.

* * *

Спасибо моей жене Анастасии Нигматуллиной

за помощь в создании этой книги.

Т.Н.

Часть первая

Глава 1

Первым врать нельзя

– Тоже ссытся? – Толстая женщина с шалью на плечах посмотрела на мою маму. – Сколько лет?

– Восемь, – ответил я, – срусь.

– Ну-ка! – Мама дернула меня за рукав. – Шесть ему. Шутит. Вы крайняя?

– Вон крайняя. – Толстуха поджала губы, превратив их в куриную гузку, и кивнула в сторону сгорбленной старухи, сидящей рядом с кабинетом врача.

Мама, не отпуская мою руку, прошла в центр коридора и присела на лавку.

– Вы крайняя?

– Грызет до мяса. С корнем выгрызает, – сказала старуха, показывая свою руку со следами укусов и обглоданными ногтями.

– Не смотри, – закрыла мне глаза мама. – Иди поиграй, пока время есть.

– Так что с вашим-то? – не успокаивалась толстуха, передвигаясь поближе к нам. – Заикается? Мой ссытся. Достал уже, все в доме мочой провоняло. Лоб уже здоровый, по бабам пора, а он мокрит, – сказала она, подсев к маме. – Ваш тоже подозрительный какой-то! Небось по бу́ху его?..

– Слушайте! – вскипела мама. – Что вам надо?

– Ничего, – обиделась толстуха и вновь превратила свое лицо в куриную попку. – Тоже мне, секреты от своих. Вы, видать, из этих – из интеллигентов. Все хотите чистенькими остаться. Не выйдет!

– Вашего бьют, – сказал я и указал на окно. – Слышите, плачет?

– Где? – Толстуха мгновенно вскочила и рванула к выходу.

За ней, согнувшись, поплелась старуха, с таким обреченным видом, что мне стало не по себе. Я таких коров у отца на мясокомбинате видел: в глазах слезы, понимают всё, но идут…

Толстуха, вернувшись, тяжело задышала:

– Что он врет у вас постоянно-то? Никто там никого не бил… Ты чего врешь взрослым? То восемь лет, то бьют Димулю моего. Играются они спокойно с Алисой.

– Иди тоже поиграйся, – строго сказала мама, – далеко только не уходи.

Я метнулся к двери на улицу. Навстречу мне ковыляла старуха, с точно таким же видом, как и уходила. «К смерти, что ли, готовится», – подумал я и вышел во двор.

В песочнице под навесом копошились Димуля и Алиса, строя то ли замок, то ли крепость. Разницу между этими строениями я не особо понимал. И там, и там башни, стены, бойницы. Дядя Наум говорит, что у многих вещей в этой жизни разница только в названии, а по сути они одно и то же. Пример привел еще. После этого примера со мной Бабай не разговаривает, мол, я его, коммуниста и ветерана войны, к фашистам приравнял. А это не я, это дядя Наум.

– Что строите? – Я присел рядом с Алисой.

– Тюрьму, – сухо ответила она, зачерпнула песок лопаткой и прилепила его к стене.

– А кто сидит?

– Людоеды, – сказала Алиса, – других съели.

Я с интересом разглядывал девочку. Белые колготки, сандалии с цветочком на застежке, на голове алый бант. Лицо худое, заостренное. Сидящий рядом Димуля, наоборот, одутловатый увалень с густыми бровями и мощным лбом. В сказках таких, как он, барскими сыночками называют.

– Тебе сколько лет? – спросил я Алису.

– Семь, – ответила она и пристально посмотрела на меня. Изучив лицо, опустила глаза ниже и уставилась на мои руки. Я заметил, как уголок ее рта чуть скривился, оголив нижние зубы, и тонкая струйка слюны вытекла на песок.

– Алиса, – послышался над нами тихий голос, – нам пора. – Старуха погладила ее по голове и, выдергивая из оцепенения, слегка толкнула в плечо. Алый бант качнулся, девочка подняла глаза и, словно пережевывая что-то, сглотнула слюну. – Папа ждет. Пошли.

Мы с Димулей остались в песочнице вдвоем. Оказалось, что ему десять лет. Лепить крепость он не умел, только рисовал на песке солнце с торчащими в стороны лучами. Солнце получалось овальное и больше смахивало на сороконожку, застрявшую в песках.

– Говорят, я идиот, – улыбнулся Димуля. – Мама говорит, что пенсию мне должны давать. А на пенсию можно в Боровом купаться часто. Ты тоже за пенсией?

Я молча пожал плечами.

– Мама говорит, я в папу такой. Папа тоже идиот. Только ему пенсию не платят. У тебя есть папа?

– Есть, – сказал я, – на мясокомбинате работает.

Димуля, дорисовав солнце-сороконожку, принялся тыкать веткой в песок. Тыкал он монотонно, продавливая ряд за рядом глубокие ямки и оставляя за собой дырявое песочное поле.

Мне наскучило сидеть с ним в песочнице, и я решил прогуляться по территории больницы. Ее ограждал высокий забор с острыми железными прутьями. Я попробовал перелезть через него, но после третьей безуспешной попытки решил, что исследование длины забора тоже подходящее занятие для настоящих следопытов, и двинулся к сторожке, маячившей в конце тропинки.

Здание больницы было вдвое короче забора. За ним стояло точно такое же двухэтажное строение из серого кирпича. На синей вывеске была выведена цифра «3». Между зданиями протянулся ряд клумб с цветами. Обойдя двухэтажку, я оказался во внутреннем дворике, где вместо песочницы посередине находилась площадка типа баскетбольной, с сетчатым ограждением. Внутри «сетки» гуськом ходили взрослые мужики в полосатых больничных пижамах. Я подошел поближе и просунул пальцы в ячейку.

– Куда, пацан! – раздался крик со стороны сторожки, и в тот же миг чьи-то руки притянули меня к сетке за пальцы и вцепились мне в волосы так крепко, что я не мог и шелохнуться, впечатанный в ограждение всем лицом.

Что было дальше, я помню совсем смутно. Напротив моих глаз раскрылась пасть, обдав меня зловонием, и мне привиделось, что сквозь гнилые корешки развалин зубов вспыхнул раздваивающийся, как змеиный язык, огонь. Пламя лизнуло меня по щеке и заскользило выше, выдавливая правый глаз.

– Агата держите, суки! Угандошу! – услышал я перед тем, как потерять сознание.

Мама плакала, наклонившись надо мной:

– Опять ты в беду попал.

– Хорошо, успели, – вытирая испачканные кровью руки, сказал стоявший рядом с мамой санитар в белом халате. – Там буйных выводят. Им таблетки дают. Голод постоянный. Жрут всё, что видят. Смотрите осторожней тут.

Я огляделся. Внутри «сетки»