Смерть страшна сама по себе, но еще ужасней она кажется здесь, на кладбище, на этой конечной остановке жизненных маршрутов. Кресты над могильными холмами, памятники, надгробья, ограды вокруг вечных пристанищ – нет, это не пугает, всего лишь наводит тоску. Страшно не умирать, а умереть. Для упокоенных здесь людей предсмертные страхи, душераздирающие похоронные марши в исполнении духовых оркестров остались в прошлом, для них уже наступила загробная жизнь. Она наступала где-то, а приходила сюда вслед за траурными процессиями, и здесь ее присутствие казалось таким же естественным, как листва на деревьях. Но смерть могла ворваться сюда на кончике ножа, вот это уже казалось пугающе ненормальным. Могла и ворвалась – вслед за живым человеком, умертвила его.

Мужчина с кудряшками волос лежал на боку под раскидистым вязом из двух, плотно примыкающих друг к другу стволов. Вытянув правую руку, он мертвой хваткой окоченевших пальцев держался за нижнюю поперечину сваренной из железных трубок ограды. Ссадина на лбу – возможно, след от столкновения с деревом. Синяк под глазом, разбитая губа – это уже признаки контакта с подвижным предметом, например с кулаком. Приличный джинсовый костюм на покойнике, кроссовки. Кровь на штанине – похоже, убийца вытер нож об нее. Грязь на коленках и локтях, куртка и брюки в пыли, поднятой с сухой земли.

Дерево росло в проходе между могильными рядами и создавало препятствие для людей. Чтобы обойти вяз, надо было встать к нему полубоком и в таком положении втиснуть свое тело между стволом и железной оградой. Днем это препятствие бросалось в глаза, а ночью его можно было и не заметить – особенно если небо без луны. А если еще и бежать сломя голову…

Судя по предварительным оценкам, смерть наступила ночью, разброс по времени пока широкий – от двадцати трех до четырех часов, но более подробная экспертиза значительно сузит этот диапазон. Этой ночью погода была хорошая, луна, правда, неполная, зато безоблачно. Но крона у вяза пышная, будто взбитая перина, и в ее тени затерялись очертания ствола. Возможно, человек бежал, а за ним кто-то гнался. Беглец наскочил в темноте на ствол и тут же получил удар в спину. Предположительно ножом, под левую лопатку. Умер он не сразу, потому что от места падения до нынешнего положения тянулся кровавый, около метра длиной, след. Более точное расстояние отражено в протоколе осмотра, но какая разница, метр потерпевший прополз или чуть больше? А вот размер отпечатков от обуви важен до миллиметров.

В проходе между кладбищенскими рядами протоптана тропинка, она огибала вяз, тянулась дальше, земля на ней сухая, но в одном месте – сыроватая. Надгробная плита чисто вымыта, видно, что кто-то был здесь вчера, с водой и тряпкой. Видимо, не всю воду израсходовали, часть вылили на землю; место это не успело просохнуть, потому и остались следы – два отпечатка ног. Размер обуви примерно одинаковый, примерно сорок третий, но протекторы разные, да и отпечатаны правые подошвы. Но и это еще не все. За деревом, в той стороне, куда так стремился терпящий бедствие человек, нашли еще один след – кто-то наступил на широкий плоский камень вымазанной в крови туфлей. Или даже туфелькой. Там только фрагмент подошвы, даже размер обуви не установить, но, судя по ширине следа, оставила его женщина с маленькой ножкой…

– Илья, ну чего ты ворон считаешь? – послышался из-за спины голос. – Давай сюда!..

Дмитрий Шульгин говорил негромко, но на фоне кладбищенской тишины его голос прозвучал как выстрел. Впрочем, капитан Романов не вздрогнул, он же не кисейная барышня, которую можно напугать звоном гусарских шпор.

Малорослый Шульгин стоял у высокого постамента из черного мрамора, на котором возвышался печальный ангел с опущенными крыльями, держащий в руке прямостоящий крест. Красивый ангел, стройный, херувимская скорбь в правильных чертах лица; скульптору пришлось потрудиться, вычерчивая складки на хитоне. И еще автор смог передать состояние вечного покоя, в котором пребывал ангел – ни на крыльях взлетать он не собирался, ни пешком идти, просто стоял, оплакивая грехи погребенных вокруг людей. Зато из Шульгина энергия фонтанировала, как вода из Большого Исландского гейзера. Он резко повел рукой, увлекая за собой напарника, и перепрыгнул через трубу, которая выглядывала из надгробья. Ангел с крестом смотрелся впечатляюще, но плиту под постаментом уложили неудачно: опорная труба должна была находиться в земле, а она почему-то выходила наружу, причем так, что можно было об нее споткнуться. Илье тоже пришлось перескакивать через это препятствие. И еще этот памятник не был огорожен, хотя в траве угадывался фундамент для забора и виднелись вертикально торчащие швеллера.

Зато соседняя могила была огорожена высоким – по плечо – забором из железных уголков, и калитка заперта на замок. Памятник обыкновенный, из гранитной крошки, в виде четырехгранной стелы с маленьким железным крестиком на вершине. Забор покрашен, трава вокруг надгробья скошена, поминальный столик на одной ножке стоит прямо, и железная скамейка не перекошена, как это часто бывает. Хорошо за могилой ухаживают, спору нет. И совсем непонятно, кто подкоп под могильной плитой сделал. Свежий подкоп, земля еще влажная перед ним бугрится.

Шульгин провел рукой над верхней поперечиной ограды, на которой виднелись маленькие комочки земли.

– Кто-то перелезал здесь. И не раз. И не один, – сказал Дима. – И это было совсем недавно.

Он в раздумье провел языком под нижней губой, оттопырив ее, отошел в сторону и вдруг резво перемахнул через ограду, как будто хотел показать, как легко берется этот барьер. Илья последовал за ним; он перелез через ограду в том же месте, где и Шульгин, чтобы не уничтожить обнаруженные следы. И к надгробью они приблизились аккуратно, чтобы случайно не втоптать в землю свежий окурок или что-нибудь в этом роде.

А именно такой окурок и попался Илье. Тонкая сигарета «Парламент» со следами губной помады на белом фильтре. Снова женщина… Чуть в стороне он обнаружил еще один бычок, на этот раз «Мальборо» со светло-коричневым фильтром и без следов помады. Как и в первом случае, выкурена была эта сигарета совсем недавно…

А Илья заметил четкие следы от обуви, оставшиеся на сырой земле, выброшенной из могилы. Два крупных размера, с разными, но уже знакомыми протекторами. Уже по этим следам можно было делать вывод, что потерпевший и его убийца были здесь незадолго до трагической развязки. Надо было заливать эти следы гипсом, делать слепки, но у Шульгина ничего для этого не было. Поэтому он решил повернуть назад. Заглянул в яму под могильной плитой и осторожно перелез через забор. Илья Романов последовал за ним. Если следы оставил здесь убийца, то будет преступлением затоптать их. Пусть сначала эксперт здесь отработает, а затем они уже осмотрят подкоп.

– Может, это покойник вылез? – из-за ограды глядя на памятник, в шутку спросил Илья.

Но эта шутка имела под собой основание – подкоп глубокий, не очень широкий, но достаточный для того, чтобы в него пролез худощавый человек.