-
Название:Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной
-
Автор:Бенджамин Алире Саэнс
-
Жанр:Классика
-
Страниц:57
Краткое описание книги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бенджамин Алире Саэнс
Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной
ARISTOTLE AND DANTE DISCOVER THE SECRETS OF THE UNIVERSE
by Benjámin Alire Saenz
© Анастасия Кузнецова, перевод на русский язык, 2018
© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2019
Copyright © 2012 by Benjamin Alire Sáenz
Иллюстрация на обложке: Хлоя Фоглиа
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя.
* * *
Всем мальчишкам, которым пришлось научиться играть по другим правилам
Благодарности
Я сомневался, стоит ли писать эту книгу. Честно говоря, я почти решил все бросить, когда дописал первую главу. Но, к счастью, меня окружают преданные, смелые, талантливые и умные люди, которые вдохновили меня завершить начатое. Без них этой книги бы не было. Приведу небольшой – и уж точно неполный – список тех, кого я хотел бы поблагодарить.
Это Патти Мусбрюггер – замечательный агент и замечательный друг. Дэниел и Саша Чакон, которым я признателен за их любовь и веру в то, что эту книгу нужно дописать. Гектор, Энни, Джинни и Барбара, которые всегда были рядом. Мой редактор Дэвид Гейл, веривший в эту книгу, и вся команда издательства Simon & Schuster, в особенности Нава Волфи. Мои коллеги по факультету писательского мастерства, чьи работа и щедрость непрестанно вдохновляют меня становиться лучше как писатель и как человек. И, наконец, все мои ученики, старые и новые, которые напоминают мне, что язык и тексты будут важны всегда. Я благодарен всем вам.
* * *
Почему мы улыбаемся? Почему смеемся?
Почему нам бывает одиноко? Почему мы грустим и смущаемся? Почему читаем поэзию? Почему плачем при виде картин? Почему любовь заставляет наше сердце бунтовать? Почему мы испытываем стыд? И что это за чувство глубоко внутри нас, которое зовется желанием?
Другие правила лета
Вся моя жизнь была чужой затеей, вот в чем беда.
Один
Одной летней ночью я уснул в надежде, что, когда проснусь, мир изменится. Но утром, открыв глаза, понял, что мир остался прежним. Я откинул одеяло и лежал, пока жара наполняла комнату, затекая в распахнутое окно.
Потом дотянулся до радио, включил. Играла Alone. Вот отстой. Alone – песня группы Heart. Не самая моя любимая песня. И не самая любимая группа. И не самая любимая тема. «Ты и не знаешь, как давно…»
Мне было пятнадцать.
Мне было скучно.
Мне было плохо.
И пусть бы солнце растопило небесную синь – мне было плевать. Тогда хоть небо разделит со мной несчастье.
Диджей нес раздражающе очевидную ерунду вроде: «Лето на дворе! Жара!» А потом поставил ту старую песню из сериала «Одинокий рейнджер», которую включал каждое утро, считая, похоже, что это такой классный способ будить народ. «Хэй-йо, Сильвер!»
И кто его только нанял? Он меня убивал. Видимо, под звуки увертюры к «Вильгельму Теллю» мы должны были представлять, как одинокий рейнджер и индеец Тонто скачут по пустыне. Стоило напомнить этому парню, что его слушателям уже не десять лет. «Хэй-йо, Сильвер!» Черт.
Диджей снова подал голос: «Просыпайся, Эль-Пасо! Сегодня понедельник, пятнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого. Уже тысяча девятьсот восемьдесят седьмой! Удивительно, правда? И самое время поздравить Уэйлона Дженнингса[1], которому сегодня исполняется пятьдесят лет!»
Уэйлон Дженнингс? Кантри-певец? Какого черта! Это же рок-станция!
Но тут диджей дополнил свое нелепое поздравление историей, и я понял что какие-то мозги у него еще сохранились. Оказалось, в пятьдесят девятом году Уэйлон Дженнингс выжил в авиакатастрофе, в которой умерли Бадди Холли и Ричи Валенс[2].
Потом заиграл кавер Los Lobos на La Bamba. La Bamba. Ну, это уже хоть что-то.
Постукивая босыми ногами по деревянному полу и кивая в такт музыке, я гадал, что пронеслось в голове у Ричи Валенса перед тем, как самолет врезался в беспощадную землю. «Эй, Бадди! Музыка закончилась».
Музыка закончилась слишком рано. Закончилась, едва начавшись. И это в самом деле печально.
Два
Я зашел на кухню и налил себе апельсинового сока. Мама готовила обед к встрече с подружками по католической церкви. Она улыбнулась:
– «Доброе утро» сказать не хочешь?
– Подумываю об этом, – ответил я.
– Ну хоть с кровати встал, уже хорошо.
– После долгих размышлений.
– И почему мальчишки так любят поспать?
– У нас это хорошо получается.
Она засмеялась.
– А вообще, я не спал. Слушал La Bamba.
– Ричи Валенс, – прошептала мама. – Так его жалко.
– Как и твою Пэтси Клайн[3].
Она кивнула. Я пару раз заставал ее за пением Crazy[4] и улыбался, встретившись с ней взглядом. А она улыбалась в ответ, как будто это наш общий секрет. Голос у мамы был приятный.
– Эти авиакатастрофы… – прошептала она, обращаясь скорее к самой себе.
– Ричи Валенс хоть и умер молодым, но чего-то достиг. Сделал что-то по-настоящему важное. А я? Что я сделал?
– У тебя еще есть время, – ответила она. – Времени еще много.
Вечный оптимист.
– Ну, для начала надо стать человеком, – сказал я.
Она бросила на меня странный взгляд.
– Мне пятнадцать.
– Я знаю, сколько тебе лет.
– Пятнадцатилетние за людей не считаются.
Мама рассмеялась. Она была школьной учительницей, поэтому я знал, что отчасти она со мной согласна.
– А зачем вы сегодня встречаетесь?
– Обновляем банк продовольствия.
– Банк продовольствия?
– Всем нужно есть.
У моей мамы была особая слабость к малоимущим. Когда-то она сама побывала за чертой бедности и испытала голод на себе, но мне никогда не понять, каково это.
– Ага, – отозвался я. – Пожалуй что.
– Может, поможешь нам?
– Конечно.
Я ненавидел, когда меня заставляли быть «добровольцем». Но вся моя жизнь была чужой затеей, вот в чем беда.
– Что будешь делать сегодня? – Это звучало как вызов.
– Вступлю в уличную банду.
– Не смешно.
– Я мексиканец. Разве мы не этим занимаемся?
– Не смешно.
– Не смешно, – повторил я. Не смешно так не смешно.
Мне не терпелось выйти из дома, хотя идти было толком некуда.
Когда к маме приходили ее католические подружки, я чувствовал, будто мне не хватает воздуха. И даже не потому, что им всем было за пятьдесят, нет. И даже не из-за