Виктор Балдоржиев

Вне времени и ужасов

На самом деле человеку неведомы понятия времени и ужасов, если он живёт и развивается со своим миром, не входя в реакцию с другими мирами, после чего у него появляются сравнения. Не имеющие сравнений ограничены своими границами.

Там, где убийство живых существ считается обычным делом, вряд ли кто-нибудь приходит в ужас. Но я много раз наблюдал за европейцами, которые становились совершенно безвольными и покорными существами, став невольными свидетелями хладнокровного убийства животных особым, монгольским способом.

Представьте, как делают надрез в районе солнечного сплетения и, мгновенно войдя в плоть и пробив диафрагму животного, жёсткий средний палец, пройдя под аортой, коснувшись позвоночника, рвёт её, и под рукой хлещет горячая кровь… Насколько убийца знает анатомию и строение живого организма? Ведь это у него должно быть на уровне генетической памяти.

Такое могло случаться и, наверное, случалось с людьми.

Эти случаи претендуют стать серьёзными кассовыми триллерами, ибо они взяты из реальной истории, а события, описанные в рассказах, происходили на самом деле с конкретными людьми. Да и писал я эти рассказы, стараясь приблизиться к сценариям, в надежде, что когда-нибудь на них обратят внимание оголодавшие режиссеры и актёры.

Несколько таких обыденных повествований, бытовавших до недавнего времени, я и переложил в литературные рассказы. Дочитайте до конца…

Автор.

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Язычники

события V века

Ну и весна выдалась в этом году! Вот опять после полудня повалил хлопьями густой мягкий снег, повлажневшая и порыжевшая степь слилась с хмурым серым горизонтом, неистовый ветер налетел из-за горизонта. Началось! В сумерках вьюга завывала и подвывала на разные голоса, ураганный ветер неистово разлохмачивал и развеивал седые космы поземки и кошму ветхих юрт на окраине куреня… Проклиная свою жену и в тысячи раз грозясь проломить ей башку, Жирный Жаргал1 три раза выходил в буран и крепко затягивал все поперечные и продольные веревки своего жилища. А в юрте было тепло и уютно, в очаге приплясывало желтое пламя, в углу посапывал сынишка-бутуз, укутанный в меховое одеяло. Но вот открылся полог входа. А, жена заявилась, наконец-то!

‑ Ты где шляешься, паршивая овца, причина моих несчастий! ‑ заорал Жирный Жаргал, когда худющая, кожа да кости, женщина с провалившимися темными глазами кое-как вошла в юрту, отряхивая от снега грязный нагольный халат и островерхий малгай из ягнячьих шкур.

Но не успел хозяин наградить безропотную жену тумаками и пинками, как вслед за ней ворвались два здоровенных воина из ханской стражи в толстых меховых шубах и рысьих малахаях. Желтоглазые и раскосые, перебивая друг друга, они оглушительно заорали на опешившего Жирного Жаргала, вытаращившего от испуга глаза:

‑ Ты, жирная собака, где твой раб Туругай?

‑ Куда ты его подевал, мешок, набитый салом? Отвечай!

‑ Ту-тту-ругай? Он должен быть со всеми, в юрте ррра-бов, ‑ начал заикаться и пятиться Жирный Жаргал.

Худая и черная жена его уставилась темными недоумевающими глазницами на щекастых и усатых воинов с кривыми саблями.

‑ Ты врешь, дохлый и пузатый тарбаган! Там его нет! ‑ свирепо заорал один из воинов и так пнул Жирного Жаргала сапогом-гутулом, что тот охнул и оказался за очагом. ‑ Ищи его быстро, пока мы из тебя твои вонючие кишки не выпустили!

‑ Где он, Хара Хонин? – завизжал на жену хозяин и влепил ей затрещину, отчего черная голова женщины безучастно мотнулась и снова остановилась, но глазницы ожили.

‑ Тту-ттургай, целый дд-день выделывал шкуры, уу-устал и пп-попросился спать в юрте, где хранят шш-шерсть, ‑ пролепетала Хара Хонин, за что была награждена пинком мужа.

‑ Одевайся, бурдюк с мочой! ‑ яростно закричали воины на Жирного Жаргала. ‑ Веди своего толстого раба в большую юрту ханской стражи. Хан заболел. Быстрей!

Тут заголосил укутанный в меховые овчинные одеяла сынишка хозяина юрты, четырехлетний Толстый Туян, отличавшийся от отца только тем, что у него пока еще не было трех клочков жестких волосинок вместо усов под двумя дырочками на жирном лице вместо носа и пучочка волос на подбородке вместо бороды, но, скосив узкие глазенки, сын, как и его отец, мог замечательно видеть свои пухлые щеки. Воины начали посмеиваться, глядя на засюсюкавших отца и сына.

‑ Что стоишь, дохлая ведьма! ‑ вдруг завопил Жирный Жаргал на полоумную жену, оскаливая кривые желтые зубы. ‑ Не видишь ‑ мой сын хочет есть!

‑ Поторапливайся, дерьмо коровье! ‑ ткнул черным громадным кулаком хозяина один из воинов, и трое вышли в буран, где их сразу захлестнуло крутящимся со свистом снегом.

Жирного раба Туругуя они нашли спящим в большой черной юрте, где хранилась ханская шерсть, которую рабы скатывали в кошму. Он спал, неловко подогнув большую круглую голову, ему мешала колодка-канга, стягивающая шею. Год назад этого раба пригнал Жирному Жаргалу начальник ханской стражи, когда вернулся из набега в верховья Селенги, где воины захватили много людей и добра.

‑ Видишь какой большой ноен? Мы его для тебя из постели выковыряли! ‑ хохотал начальник стражи, выпивая пиалу за пиалой араку и поедая горячие колбасы с кровью, жиром и печенью. Пар клубился над застольем.

‑ Он еще не работал, смотри какой жирный! Ха-ха-ха! ‑ не мог нахохотаться начальник. – Ничего, успеет похудеть.

За год Туругай отупел, оскотинился, но почему-то не похудел…

В большой юрте ханской стражи было жарко и светло. Ярко пылал в очаге огонь, в медных плошках горели фитили. Пахло горелым жиром. Два воина азартно играли в кости и громко переругивались. Повсюду висели кривые сабли, луки, колчаны, щиты и кольчуги.

С Туругуя даже не сняли колодку: как только он вошел, опасливо озираясь, его ударили по затылку дубиной. Раб упал, оглушенный. Проворный воин в одной рубашке из тонкой продымленной шкуры, сел на него и, быстро сделав острым ножом надрез на его животе, сунул в хлюпнувшую дыру руку почти по локоть. Раб дернулся и затих, на губах его запенилась кровь, тело обмякло. Игравшие в кости даже не оглянулись.

‑ Готов! ‑ весело сказал проворный воин, вынимая из живота раба окровавленную руку. ‑ Этот подойдет. Жирный…

‑ Иди, вонючий тарбаган. Если хану не станет лучше, то зарежем и тебя. Ты тоже жирный! Ха-ха-ха! ‑ захохотали шутники-стражники, начиная быстро снимать с мертвого раба острыми ножами– хянгарами кожу, как шкуру с барана…

У Жирного Жаргала сразу ослабли ноги и челюсти, верхние зубы бились о