в траве камень с ост–рыми краями, и сердце его замерло от звонкой радости… Никогда еще Уодхэ не был умным, как сейчас! Уодхэ хитрый, он обманет харшанов и убьет их. Он будет ночами перетирать о камень веревки и освободит руки. Теперь Уодхэ не только сильный, он теперь умный, как Амбагай и Тумбинай.

И снова шепнул умный Уодхэ обезумевшей и безропотной женщине:

– Не находись в среднем балагане, когда харшаны собираются вместе. Уодхэ все равно убьет харшанов.

Губы женщины шевельнулись, но она ничего не сказала.

Ночью упал иней. На рассвете, когда заалело за Синей Горой, продрогший Уодхэ подошел к березе и неожиданно услышал голос Зана. Старший харшан говорил:

– Арсалан, Шоно, готовьте ножи. Сегодня надо заколоть гостя, мясо у нас кончается.

Уодхэ замер только на мгновенье. Страшная сила заклокотала и забурлила внутри Уодхэ, растекаясь по жилам. Вне себя, он разорвал перетертые сыромятные веревки, руки стали свободными и были тверды, как железо! Умный и сильный Уодхэ не помнит – вырвал или сломал березу, показалось, что сама тайга охнула и качнулась.

Что-то успел крикнуть Арсалан, но Уодхэ уже поднял над собой ствол и со страшной силой опустил на балаган. Треснуло и рухнуло, за–визжало и зарычало, раздались дикие вопли, но комель березы все опус–кался и опускался на жилище харшанов. Земля сотрясалась. Уодхэ неистовствовал! Он рычал и грохотал безумным и победным смехом, по грязному и побуревшему лицу его катились не то слезы, не то пот.

Потом он отбросил комель, и все стихло. Балаган был расплющен всмятку, все было забрызгано алой и темной кровью. Но вдруг Уодхэ увидел, что на него идет сутулый и окровавленный Зан, он дико рычал и приволакивал ногу. Уодхэ хищным зверем бросился на страшного харшана, ударил его головой-булыжником и, вцепившись зубами в горло врага, вырвал ему гортань до шейного позвонка.

Он вскочил на ноги с окровавленным ртом и огляделся. Из-под смятого жилища ползли в разные стороны людоеды, оставляя на голубеющей рассветной траве кровавые полосы. Уодхэ не стал поднимать березу, он взял рогатину и прикончил раз за разом всех. Их было четверо, двое были убиты сразу. Уодхэ не потерял от страха ум и не стал бараном, он убил всех харшанов.

Вот как поступил Уодхэ!

Шар солнца выполз из-за горы и залил тайгу багровым сиянием. Было тепло и тихо. Женщина вышла из своего балагана и робко подошла к Уодхэ. Она смотрела на него преданно и со страхом, как смотрят побитые собаки. Из-под жилища торчали разбитые головы и руки, вокруг лежали трупы харшанов, некоторые еще издыхали, все было залито и забрызгано кровью. Уодхэ стоял посередине стойбища и, оглядываясь, говорил:

– Зан, Арсалан, Барас, Шоно, Арата, Тулай, Хулганан… Харшаны, Уодхэ не баран, он убил вас всех… Люди теперь не будут бояться харша–нов…

С тех пор, за год, он сказал всего несколько слов… Потом люди нашли у Синей Горы пещеру, куда харшаны выбрасывали человеческие кости. Оказалось, что круглолицая женщина была бедной племянницей Тумбиная. Однажды муж и родственники повезли ее в гости к родителям. С тех пор никто и ничего не слышал о них. Харшаны убили и съели всех мужчин, а женщину оставили себе прислуживать.

Она и Уодхэ дошли до Хойто Хори, и по дороге полупомешанная женщина говорила всем:

– Люди, Уодхэ умный и сильный. Он убил всех харшанов!

Весть понеслась от юрты к юрте, люди вздохнули свободно и снова стали селиться у Синей Горы. А когда Тумбинай спросил у Уодхэ чего бы он хотел, тот ответил:

– Я не вернул Амбагаю штаны, гутулы и нож. И еще – кушак.

Люди стали смеяться, а Тумбинай дал Уодхэ пять коней и приказал своим людям приготовить богатое приданое для своей бедной племянницы. Она долго думала и сказала гордо:

– Я буду жить с Уодхэ на Ононе. Уодхэ умный и сильный!

Уодхэ прожил осень и зиму в Хойто Хори у Тумбиная, а весной на Онон прибыл целый караван. Много людей сопровождали Уодхэ и его жену, у каждого были лук и сабля. Все называли Уодхэ батором, убившим харшанов. Каждый хотел поделиться с батором чем-нибудь. Амбагай простил ему долг и дал корову с теленком.

А теперь живет Уодхэ с женой в белой юрте у горы Батор, на рас–свете идет сквозь туманы по росистым травам к своим лошадям, поит их из Онона, узды у него нарядные и в серебре. И лук, и колчан, и чубук, и кресало – все у него украшено серебром и кораллами. Скачет Уодхэ по зеленой траве, где вспыхивают яркие красные пятна сараны, скачет на бе–лоногом вороном жеребце на охоту и, кажется, даже не задумывается о том, что с ним случилось за этот год, какое ему привалило счастье.

Никогда бы Уодхэ не разбогател, если бы год назад его не избили плетями на свадьбе в Хойто Хори родственники!

Март 1998 года. Новая Заря..

Везде и всегда

Он всегда верит, что человек существует везде и всегда. Проверено. Иногда ему кажется, что он германец. Вспышками высвечивается из темноты жаркий костёр в лесу, вокруг которого сидят воины, в накинутых на голые торсы шкурах. И среди них он. На этой опушке полыхает много таких костров и много воинов. Слышны речи, звон мечей. Почему это германцы? Нет ответа. Для него это германцы и германцы.

Ему трудно уяснить, что он живёт в своей среде, сегодня, в этот час и в эту минуту. Кажется, вот – степь, люди, дома, но он так далеко от них, что они об этом и представить никогда не смогут. Вероятно, он болен, как поэт Гумилев, если он и вправду болел. В отличии от него поэт был в дальних странах и, действительно, видел и озеро Чад, и жирафа, и ятаган, и, может быть, даже алмазы королей. Но был ли Гумилев косоглазым татарином, в чём он уверяет в своих видениях? Ахматова – возможно, но Гумилёв? Вот написал косоглазый и уже раскрылся: выдумал. Чисто из пальца высосал и за поэзию выдал.

Впрочем, так могут спорить писатели и прочая изострившая тупые мозги и ставшая гораздой на выдумки голь. А он знает, что каждый был и есть – всегда и везде. Гумилёв, конечно, не исключение. Мало ли что он придумывал в своём серебряном веке, ведь и серебряный век – плод здорового воображения. Настоящее – это то, что называется больным воображением. Как у поэта Николая Глазкова, который в