Весенний день выдался чудесный — ясный и солнечный. Спокойствием, которое обычно дарит нам воскресенье, невозможно в полной мере насладиться в суете большого города. Но на даче, расположившейся неподалеку от многочисленных городских домов, царили покой и безмятежность. Огромный сад, вернее парк, протянулся до берега моря. Это была одна из тех великолепных дач, где так любят жить именитые горожане, стремящиеся укрыться от городского шума и при этом не потратить слишком много времени на поездки в город.

В гостиной, стеклянные двери которой выходили на веранду, увитую зеленью, вели оживленную и, по-видимому, серьезную беседу мужчина и молодая девушка. Щеки девушки раскраснелись от волнения. Казалось, она с трудом сдерживала слезы и готова была в любой момент разрыдаться. Мужчина же оставался совершенно спокойным и доброжелательным. Средних лет, но уже совершенно седой, с холодным взглядом и каменным лицом, он выглядел, как настоящий бизнесмен. Равнодушный вид его даже при самом возбужденном разговоре ничуть не менялся. Сама его манера говорить ровно и размеренно, как автомат, без всякого выражения, была деловой.

— Действительно, Джесси, мне уже надоело постоянно слышать от тебя одни и те же возражения, — нараспев продолжал он. — Еще бы! В качестве опекуна и родственника я принял на себя заботу о твоем будущем. Я думал, что тебя такое положение вещей должно вполне устраивать. Увы, ты другого мнения! Скажи мне, пожалуйста, почему твоя глупенькая, романтично настроенная девичья головка никак не хочет понять, что необходимо для твоего же счастья?

Обладательница этой «глупенькой, романтично настроенной головки» была довольно хорошенькой. Не наделенная классической красотой, молодая девушка — блондинка с нежными, но очень выразительными чертами и голубыми мечтательными глазами — таила в себе бездну очарования. Но в этот момент на ее юном личике отражалось нервное напряжение, отчетливо проявившееся в дрожащем голосе, когда она ответила:

— Моему счастью? Нет, дядя, то, что ты называешь этим словом, слишком далеко от всего того, что я раньше называла своим счастьем!

— Не можешь ли ты, по крайней мере, сказать мне, какое же именно туманное и фантастическое значение связываешь ты с этим словом? — саркастически спросил Зандов. — Счастье — это блестящее положение в большом свете, это надежная рука мужа, который в любых обстоятельствах сможет стать твоей опорой. И все это ты можешь найти в человеке...

— Которого я даже не знаю! — перебила Джесси.

— Но познакомишься в самое ближайшее время. Да, собственно, мой брат вовсе и не чужой тебе, хотя ты его никогда не видела. Если судить по портрету, лучшей внешности мужчине нечего и желать, а кроме того, ты сама призналась мне, что пока ни в кого не влюблена. Почему же ты так упорно противишься браку, на который Густав тотчас же согласился?

— Вот именно потому, что он согласился столь быстро! Я не могу и не хочу доверить свое будущее человеку, который, ни на мгновение не задумываясь, готов бросить избранную самим же профессию, блестяще начатую карьеру и отказаться от своего отечества и родного народа лишь потому, что перед ним открывается возможность сделать выгодную партию где-то за океаном.

— Ну, опять эти экстравагантные взгляды, внушенные тебе современным воспитанием! — пожал плечами Зандов. — Ты и без того довольно сентиментальна! «Любовь! Избранная профессия! Блестящая карьера!» Ты, кажется, слишком высокого мнения о карьере журналиста. Знаешь, милая, произведения Густава будут пользоваться большим успехом, а газеты приглашать на работу лишь до тех пор, пока продержатся интерес публики к ним и нынешняя политическая обстановка. Но как только, рано или поздно, все это кончится, так и конец его карьере в Германии. Здесь же, в Америке, ему выпадает возможность стать независимым, богатым, обрести завидное положение хозяина и главы большого торгового дома. Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от этого ради своих передовиц в газетах.

— Ну, это — дело вкуса! Впрочем, уверяю тебя, дядя, мне было бы совершенно безразлично, кого бы ты ни выбрал себе в компаньоны, если бы ты не пожелал вовлечь меня в круг своих деловых интересов.

— Да ведь я же это делаю ради тебя! Ты, конечно, знаешь, что твой покойный отец больше всего хотел, чтобы твое состояние осталось в нашем торговом доме. Он всегда надеялся на то, что когда-нибудь его место займет зять — твой муж. К сожалению, он не дожил до этого момента.

— Да, не дожил, — тихо подтвердила Джесси. — Но ведь он не хотел принуждать меня к выбору мужа, как это делаешь теперь ты!

— Господи, ты опять преувеличиваешь! Да я вовсе и не думаю принуждать тебя. Всего лишь настаиваю на том, чтобы ты прислушалась к голосу рассудка и не отказывалась от этого брака лишь потому, что он не соответствует твоим романтическим идеалам. Тебе уже девятнадцать лет и пора подумать о замужестве. Идеальных браков — таких, об одном из которых ты мечтаешь, — попросту не существует. Для каждого, кто добивается твоей руки, главную роль играет твое состояние. Время идеальной, лишенной материальных интересов любви давно прошло, и если тот или иной мужчина разыгрывает перед тобой подобную комедию, то с одной целью — в дальнейшем получше распорядиться твоим состоянием. Тебе необходимо заранее усвоить это, чтобы неизбежное разочарование не слишком сильно ранило тебя впоследствии.

Невероятное бессердечие заключалось в том железном спокойствии, с каким Зандов изложил все это своей племяннице, разрушив ее иллюзии, обнажив чисто меркантильную сторону того, что, как ей казалось, должно совершаться на небесах.

Губы Джесси болезненно дрогнули при этом жестоком заявлении. Непреложная уверенность Зандова в своей правоте не оставляла сомнения в его искренности. Ведь она уже испытала, что значит представлять собой так называемую «выгодную партию», когда все мужчины, с которыми ей приходилось общаться на балах, откровенно проявляли корысть и расчет. И опекун ее знал с детства, но ценил в ней лишь богатую наследницу — как горько осознавать это молодому существу с сердцем, страстно жаждущим счастья и любви!

— Тебе нечего опасаться, — продолжал Зандов, принявший молчание девушки за знак согласия. — Этот брак одинаково выгоден вам обоим. Густав вместе с твоей рукой приобретает состояние и высокое положение в здешних деловых кругах, ты же по-прежнему будешь участвовать в бизнесе своего отца, а также обретаешь уверенность в том, что твой капитал, находясь в распоряжении мужа, будет расти. Все настолько ясно и просто, что я решительно не понимаю твоего сопротивления, тем более что ты всегда интересовалась Густавом, с восторгом читала его статьи.

— Да, потому что я верила тому, кто писал их, потому что не представляла, что весь его пылкий патриотизм, его восхищение прекрасным, великим — всего лишь фразы, которые со спокойной совестью отбрасываются, как только на сцену выступают расчет и выгода.

— Ах, литераторам самой судьбой предначертано сыпать красивыми фразами, — небрежно заметил Зандов. — Это уже профессиональное мастерство. Было бы неплохо, если бы они каждое свое слово подкрепляли фактами. Густав писал так, как этого требовали его положение и общественное мнение, а теперь действует так, как требует разум. Если бы он поступал иначе, то вообще не подходил бы мне в компаньоны. Ну, а теперь хватит спорить. Я не настаиваю на том, чтобы ты приняла решение сегодня или завтра, но все-таки надеюсь на твое согласие.